Учимся начислять лизинговый процент на сумму предоставленного лизингодателем финансирования вместе с Верховным Судом

Тариел Саргсян,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

30.05.2017 между обществом (лизингодатель) и корпорацией (лизингополучатель) заключен договор лизинга. В приложении к договору сторонами определен предмет лизинга — программно-аппаратный комплекс (ПАК) стоимостью 406 млн руб. Срок передачи предмета лизинга — 28 рабочих дней с момента заключения договора. За нарушение данного срока договором предусмотрена неустойка в размере 0,1% от цены имущества за каждый день просрочки.

Договором также установлена обязанность лизингополучателя вносить платежи в сроки, определенные графиком. За нарушение этих сроков предусмотрена неустойка в размере 1/300 ставки рефинансирования Центрального банка Российской Федерации от неуплаченной суммы за каждый день просрочки.

Предмет лизинга (ПАК) был приобретен лизингодателем по договору купли-продажи от 07.06.2017 по цене 263 млн руб.

Лизингополучатель приступил к уплате лизинговых платежей с 15.11.2017. При этом, ссылаясь на нарушение срока передачи имущества (полная передача предмета лизинга состоялась лишь 23.10.2017), лизингополучатель требовал начисления неустойки за период с 17.07.2017 по 22.10.2017 в размере 39,788 млн руб. Впоследствии, 21.01.2020, лизингополучатель уведомил лизингодателя о зачете неустойки в счет подлежащих уплате лизинговых платежей в соответствии со статьей 410 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ).

Лизингодатель, обращаясь в суд, просил взыскать задолженность по лизинговым платежам за период с 15.07.2017 по 15.10.2017 и неустойку за нарушение сроков, предусмотренных графиком лизинговых платежей, по состоянию на 30.06.2020.

Позиция нижестоящих судов

Поскольку фактически корпорация получила имущество 28.08.2017, суд первой инстанции посчитал, что с этого дня у лизингополучателя возникла обязанность по внесению лизинговых платежей, которые по графику подлежали уплате с 15.07.2017 по 15.10.2017, в общей сумме 42,13 млн руб. Кроме того, суд признал необоснованным требование лизингодателя в части начисления неустойки по лизинговым платежам с датой уплаты 15.07.2017 и 15.08.2017, отметив, что срок их уплаты не мог наступить до передачи предмета лизинга. Требования лизингодателя в части начисления неустойки за просрочку платежей с датой уплаты 15.09.2017 и 15.10.2017 суд признал обоснованными, установив, что общий размер неустойки за период просрочки (с 16.09.2017 по 30.06.2020) составил 6,551 млн руб.

Проверяя правильность расчета неустойки, заявленной корпорацией во встречном иске, суд указал, что таковая должна исчисляться не от цены, указанной в договоре лизинга (406 млн руб.), а от цены приобретения предмета лизинга по договору купли-продажи (263 млн руб.). Соответственно, размер неустойки за период просрочки в передаче предмета лизинга с 17.07.2017 по 28.08.2017, по мнению суда, составляет 10,52 млн руб.

С учетом состоявшегося зачета суд первой инстанции взыскал с корпорации в пользу лизингодателя 38,161 млн руб. (42,13 млн руб. лизинговых платежей + 6,551 млн руб. неустойки за просрочку их уплаты – 10,52 млн руб. неустойки за просрочку в передаче предмета лизинга).

Суды апелляционной и кассационной инстанций согласились с указанными выводами.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение.

В обоснование своей позиции ВС РФ указал, что при определении размера задолженности нижестоящие суды не учли расхождение в первоначально согласованной в договоре стоимости предмета лизинга и фактической его цене, что влечет необходимость пропорционального уменьшения размера каждого лизингового платежа. Кроме того, по мнению коллегии, суды оставили без внимания факт передачи предмета лизинга (ПАК) в усеченном составе. В этой связи выводы о взыскании задолженности по лизинговым платежам за период с 15.07.2017 по 15.10.2017 в сумме 42,13 млн руб. являются ошибочными. По указанным же причинам неправомерны требования лизингодателя об уплате неустойки за период с 16.09.2017 по 30.06.2020 в размере 6,551 млн руб.

Комментарий

1. В отечественном позитивном праве не решен вопрос о последствиях приобретения лизингодателем имущества, подлежащего передаче в лизинг, на более выгодных условиях, чем предусмотрено соглашением сторон.

В данном деле стоимость предмета, согласованная сторонами в договоре лизинга (406 млн руб.), значительно превышала фактическую стоимость приобретенного лизингодателем имущества (263 млн руб.). Соответственно, возникает вопрос о том, на основании какой суммы должны определяться лизинговые платежи.

Ответ на поставленный вопрос во многом зависит от понимания природы лизинговых операций (арендной или кредитной).

Сегодня выбор в пользу кредитной теории лизинга поддерживается как на уровне доктрины¹, так и на уровне судебной практики².

Исходя из природы лизинга, ВС РФ указывает, что приобретение предмета по более низкой цене означает уменьшение размера финансирования, предоставленного лизингополучателю со стороны лизингодателя. В этой связи в подобном случае обязательства сторон не могут считаться сохранившимися в неизменном состоянии, а график уплаты лизинговых платежей подлежит соответствующей корректировке в сторону уменьшения размера вносимых платежей.

Целью сторон в договоре лизинга является полная окупаемость затрат лизингодателя на приобретение предмета лизинга. Механизм расчета лизинговых платежей в большинстве своем зависит от издержек, понесенных лизингодателем для приобретения предмета лизинга. Для определения размера лизинговых платежей необходимо произвести математическую операцию: берется сумма, которую вкладывает лизингодатель, определяется срок ее возврата (то есть срок пользования кредитом), устанавливается процентная ставка, заранее высчитывается совокупный размер процентов за расчетное время пользования кредитом, прибавляется вознаграждение лизингодателя. Полученная сумма делится на число периодических выплат³.

Таким образом, исходя из кредитной теории лизинга, сумма лизинговых платежей определяется в зависимости от предоставленного лизингодателем финансирования. В данном деле лизинговые платежи должны определяться на основании издержек, понесенных лизингодателем при заключении договора купли-продажи. Иначе складывается странная ситуация: лизингодателем фактически предоставляется «кредит» на сумму 263 млн руб., а лизингополучатель в свою очередь погашает совсем иную сумму — 406 млн руб. Определение судами размера лизинговых платежей на основании первоначально согласованной в договоре лизинга стоимости (406 млн руб.), по сути, возлагает на лизингополучателя обязанность возместить лизингодателю финансирование, которое фактически не предоставлялось. Такой подход неприемлем, поскольку в противном случае лизингодатель неосновательно обогащается за счет лизингополучателя.

2. Как следует из материалов дела, 28.08.2017 предмет лизинга передан лизингодателем в усеченном, в сравнении с условиями, указанными в договоре, составе. Данный предмет (ПАК) фактически является набором технических и программных средств, работающих лишь совместно. Однако лицензии на использование программного обеспечения переданы лизингополучателю в полном объеме только 23.10.2017.

Согласно пункту 3 статьи 22 Федерального закона от 29.10.1998 № 164-ФЗ «О финансовой аренде (лизинге)» (далее — Закон о лизинге) риск несоответствия предмета лизинга целям использования этого предмета по договору лизинга и связанные с этим убытки по общему правилу несет сторона, которая выбрала предмет лизинга. Поскольку в данном случае поставщик имущества был выбран лизингодателем, у лизингополучателя не наступает обязанность вносить лизинговые платежи при отсутствии возможности использования предмета лизинга в своей деятельности.

В этой связи, по мнению ВС РФ, доводы корпорации о передаче ей программно-аппаратного комплекса 28.08.2017 в усеченном составе (без всех составных компонентов) и восполнении данного недостатка лизингодателем только 23.10.2017 имели значение для определения того, с какого дня у корпорации возникла обязанность по уплате лизинговых платежей, и, соответственно, для оценки того факта, допущена ли корпорацией просрочка по уплате лизинговых платежей, а также оценки правомерности начисления неустоек.

Подобный подход заслуживает поддержки. Лизингополучатель заключает соответствующий договор с целью получения во владение и пользование предмета лизинга. Соответственно, если предмет лизинга не передан в полном комплекте по причинам, находящимся на риске лизингодателя, у лизингополучателя не наступает обязанность по внесению лизинговых платежей. Эта позиция косвенно прослеживается в пункте 6 Обзора судебной практики по спорам, связанным с договором финансовой аренды (лизинга), утвержденного Президиумом ВС РФ 27 октября 2021 года.

3. Комментируемое дело представляет интерес и с точки зрения программно-аппаратного комплекса как предмета лизинга. Указанный актив, включающий в том числе программное обеспечение, лицензии в отношении программ для ЭВМ, формально не подпадает под категорию непотребляемых вещей, которой пункт 1 статьи 666 ГК РФ и пункт 1 статьи 3 Закона о лизинге ограничивают возможные предметы лизинга.

В этой связи возникает вопрос о принципиальной допустимости договора лизинга, предметом которого является программное обеспечение.

Обсуждая это дело на этапе определения о передаче кассационной жалобы в ВС РФ, юридическое сообщество выражало надежду, что, «рассматривая данное дело, высшая судебная инстанция содержательно выскажется по столь актуальному вопросу — это было бы значительным вкладом в развитие практики»⁴. Но коллегия, по сути, обошла данный вопрос, указав лишь на допустимость заключения договоров лизинга в отношении непотребляемых вещей и в тех случаях, когда для их использования необходимо программное обеспечение.

Вместе с тем остается вопрос: в силу каких политико-правовых причин круг допустимых предметов лизинга ограничен лишь непотребляемыми вещами?

Смеем предположить, что подобное ограничение обусловлено пониманием лизинга как разновидности аренды. Однако поскольку сегодня арендная концепция лизинга признана ошибочной и отринута отечественной доктриной и правоприменительной практикой, определение возможных предметов лизинга через призму пункта 1 статьи 607 ГК РФ очевидно некорректно. Принципиальная идея лизинга (использование финансовых ресурсов лизингодателя с целью приобретения известных благ для их последующего предоставления в пользование лизингополучателю) может быть применена не только в отношении телесных вещей, но и в отношении практически любых непотребляемых оборотоспособных благ⁵. Не случайно, например, в Модельном законе УНИДРУА о лизинге для описания предмета лизинга используется широкое понятие asset (актив), включающее в себя любое имущество, используемое в профессиональной или предпринимательской деятельности⁶.

---

¹ Подробнее о финансовой (кредитной) природе лизинга см.: Егоров А. В. Лизинг: аренда или финансирование? // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2012. № 3. С. 36–60.

² См., в частности, пункт 2 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14.03.2014 № 17; пункт 1 Обзора судебной практики по спорам, связанным с договором финансовой аренды (лизинга), утвержденного Президиумом ВС РФ 27 октября 2021 года.

³ Егоров А. В. Лизинг как финансовая сделка // Gaudeamus Igitur!: Сборник статей к юбилею А. А. Иванова. М., 2020. С. 139–140.

⁴ Громов С. А. Лизинг железа и софта [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://zakon.ru/blog/2021/12/09/lizing_zheleza_i_softa.

⁵ Громов С. А. Предмет лизинга в гражданском обороте //Объекты гражданского оборота: Сб. ст. М., 2007. С. 342.

⁶ UNIDROIT Model Law On Leasing // URL: https://www.unidroit.org/wp-content/uploads/2021/07/Leasing-Model_Law-EXP_REP-Russian.pdf.