Умышленное нарушение как основание для признания договорного ограничения ответственности ничтожным

Фабула дела

15.12.2019 компания (поставщик, истец) и общество (покупатель) заключили договор поставки, в соответствии с которым покупатель обязался приобретать колеса цельнокатаные в количестве 1204 шт. ежемесячно на протяжении 2020 года.

Согласно пункту 6.4 договора в случае нарушения покупателем условия о приобретении товара в установленном гарантированном объеме покупатель обязан уплатить неустойку (штраф) в размере 10% от стоимости не приобретенного им объема товара в каждом квартале поставки. В соответствии же с пунктом 6.5 договора неустойка, установленная договором или законом за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств по договору, является исключительной и сторона, которой причинены убытки в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения другой стороной обязательств по договору, не вправе требовать их возмещения.

Покупатель нарушил обязательства по договору и не приобрел в марте и апреле 2020 года товар в предусмотренном объеме, в связи с чем часть предназначавшегося для общества товара была поставлена поставщиком другому лицу по более низкой цене. Поставщик обратился в суд с иском к покупателю о взыскании неустойки и убытков в связи с заключением замещающей сделки.

Покупатель, ссылаясь на существенное изменение обстоятельств, предъявил встречный иск о расторжении договора.

Позиция нижестоящих судов

Суд первой инстанции удовлетворил требования истца. Суд исходил из доказанности факта нарушения обществом условий договора о приобретении товара в установленном гарантированном объеме. При этом, учитывая компенсационный характер неустойки, суд снизил размер последней на основании статьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ).

Кроме того, суд указал, что пункт 6.5 договора об исключительной неустойке при установленных фактических обстоятельствах в системной взаимосвязи с положениями пункта 4 статьи 401 ГК РФ не подлежит толкованию как освобождающий покупателя от ответственности в виде взыскания убытков при подтвержденном факте умышленного нарушения им своих обязательств.

В удовлетворении встречного иска было отказано, поскольку суд не установил предусмотренных статьями 450, 451 ГК РФ оснований для расторжения договора.

Апелляционный суд и суд округа оставили в силе решение суда первой инстанции.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) не согласилась с выводами нижестоящих судов. По мнению коллегии, суды не дали надлежащей оценки поведению и взаимоотношениям сторон (их переписке и намерению исполнить обязательство) в целях установления наличия или отсутствия умысла должника.

На этом основании коллегия отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

Комментарий

1. Должник обязан возместить кредитору убытки, причиненные нарушением обязательства (пункт 1 статьи 393 ГК РФ). По общему правилу при расчете убытков действует закрепленный в статье 15 ГК РФ принцип полного возмещения убытков, позволяющий кредитору взыскать с неисправного должника в полном объеме как реальный ущерб, так и упущенную выгоду (пункт 2 статьи 393 ГК РФ).

Однако в отступление от принципа полного возмещения убытков стороны своим соглашением могут ограничить ответственность за неисполнение должником той или иной обязанности (пункт 1 статьи 15, статья 400 ГК РФ) ¹ . Договорные ограничения объема ответственности обычно осуществляются установлением пределов возмещения убытков, исключением права взыскания отдельных компонентов убытков, которые подлежали бы возмещению по общим правилам ГК РФ (например, запрет на взыскание упущенной выгоды), согласованием исключительной неустойки (пункт 1 статьи 394 ГК РФ) ² .

Принцип свободы договора позволяет сконструировать подобные соглашения.

При этом многие правопорядки civil law устанавливают пределы частной автономии в сфере ограничения или устранения ответственности. В некоторых правопорядках запрещено освобождать должника от ответственности за умышленные или грубо-виновные нарушения (Италия, Квебек, Франция, Швейцария). Другие формулируют подобное правило ýже, исключая ограничение или устранение ответственности лишь за умысел (Бельгия, Германия) ³ .

Известно подобное ограничение договорной свободы и отечественному законодательству. Согласно пункту 4 статьи 401 ГК РФ заключенное заранее соглашение об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства ничтожно.

2. В рассматриваемом деле сторонами была установлена исключительная неустойка за нарушение обязательств. С помощью подобного условия стороны ограничили ответственность должника пределами только размера согласованной неустойки.

Нижестоящие суды признали данное договорное условие ничтожным, поскольку ответчик умышленно нарушил договор поставки. ВС РФ также подтвердил, что ответственность должника, умышленно нарушившего обязательство, не может быть ограничена с помощью договорного условия об исключительной неустойке. В этой связи у кредитора восстанавливается право на полное возмещение убытков, которое в силу закона имеет любое лицо, право которого нарушено (пункт 1 статьи 15 ГК РФ).

Подобное прочтение закона (пункта 4 статьи 401 ГК РФ), безусловно, верно. А синхронность его применения всеми судами, рассматривавшими данное дело, заслуживает быть отмеченной особо. Правда, и здесь нашлась ложка дегтя. По неведомой причине нижестоящие суды далее пришли к выводу о необходимости взыскания убытков сверх неустойки. Однако если согласиться с логикой судов и констатировать ничтожность условия об исключительной неустойке, то необходимо исходить из общего правила о зачетном характере неустойки (пункт 1 статьи 394 ГК РФ).

3. Согласившись в абстрактном утверждении, что ответственность должника, умышленно нарушившего обязательство, в силу пункта 4 статьи 401 ГК РФ не может быть ограничена с помощью договорного условия об исключительной неустойке, суды разошлись в квалификации поведения должника в рассматриваемом деле.

В отличие от нижестоящих судов ВС РФ усомнился в умышленном характере допущенного ответчиком нарушения. Коллегия акцентировала внимание, что в январе 2020 года ответчик направил в адрес компании письма с предложением изменить условия договора в связи с существенным изменением обстоятельств (резкое и непредсказуемое снижение рыночной стоимости товара), а в период с февраля 2020 года сторонами велись переговоры, связанные с согласованием стоимости единицы товара. С учетом поведения истца во время данных переговоров, которое, по мнению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ, давало ответчику основания полагать о согласии с его доводами, последний ожидал принятия положительного решения со стороны компании, однако получил претензию с требованием уплатить неустойку (штраф) за допущенное нарушение порядка оплаты товара за март 2020 года. Кроме того, компания до истечения срока реализации ответчиком права на покупку товара продала его третьему лицу по цене ниже предложенной ответчиком.

Однако выводы коллегии об отсутствии умысла должника не кажутся очевидными. Согласно пункту 7 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» в обоснование отсутствия умысла должником, ответственность которого устранена или ограничена соглашением сторон, могут быть представлены доказательства того, что им проявлена хотя бы минимальная степень заботливости и осмотрительности при исполнении обязательства. Является ли проявлением такой заботливости и осмотрительности предложение должника изменить цену товара? В этом, на наш взгляд, есть сомнения.

Предлагая снизить цену за поставляемый товар, покупатель стремился лишь установить выгодные для себя условия покупки. Кроме того, ответчик изначально указывал в письме, что в следующем месяце будет готов исполнить договор на первоначальных условиях в случае отказа компании на предложение о снижении стоимости товара по договору. По всей видимости, не было никаких препятствий для исполнения им своих обязательств по договору и возможность оплатить товар по согласованной в договоре цене имелась. Не исполнив же обязательства, ответчик действовал умышленно, а значит, договорное ограничение на взыскание убытков не может быть применено.

4. Как указала коллегия, неисследованные нижестоящими судами обстоятельства дела и взаимоотношения сторон (их переписка и намерение исполнить обязательство) свидетельствуют об отсутствии умысла должника. И хотя одновременно с этой «негативной» квалификацией ВС РФ не дает квалификации «позитивной» — не указывает на форму вины должника, смеем предположить, что, по мысли коллегии, представленные в материалах дела доказательства указывают на грубую неосторожность со стороны ответчика при неисполнении обязательства.

При буквальном прочтении закона соглашение об устранении или ограничении ответственности ничтожно лишь в случае умышленного нарушения обязательства. Про иные формы вины должника, в частности про грубую неосторожность, пункт 4 статьи 401 ГК РФ не упоминает. Из этого может быть сделан вывод, что грубая неосторожная не является основанием для признания соглашения об устранении или ограничении ответственности недействительным.

По всей видимости, именно к такой интерпретации указанной нормы тяготеет ВС РФ в комментируемом определении. По мнению коллегии, поскольку действия ответчика при неисполнении обязательства не являются умышленными, соглашение об ограничении ответственности нельзя признать недействительным.

Тем самым ВС РФ показывает, что он пока не готов сделать шаг к расширительному толкованию пункта 4 статьи 401 ГК РФ и включить в число форм вины, на которые не может распространяться договорное ограничение (исключение) ответственности, наряду с умыслом еще и грубую неосторожность.

Однако такое расширительное толкование, на наш взгляд, было бы целесообразным и необходимым. Границы между грубой неосторожностью и умыслом сложно познаваемы и сложно определимы. Не случайно в постановлении Пленума от 24.03.2016 № 7 ВС РФ не проводит четкой дифференциации этих понятий. Более того, под термином «умысел» Пленум ВС РФ дал разъяснение, которое в литературе зачастую используется как определение грубой неосторожности ⁴ . Это лишний раз демонстрирует, что данные понятия сходны до степени смешения. Грубую неосторожность проще отграничить от простой, чем от умысла. С учетом указанных сложностей в разграничении и законодательство зачастую устанавливает системное регулирование этих двух форм ответственности (например, пункт 4 статьи 227, пункт 1 статьи 693, статья 697, абзац второй пункта 1 статьи 901, пункт 2 статьи 1104 ГК РФ). В этой связи насколько справедливо, что умышленное нарушение обязательства порождает недействительность договорного ограничения (исключения) ответственности, а при наличии грубой неосторожности мы подходим к решению вопроса совсем иначе?

Тенденцию к установлению «симметричности» режимов умысла и грубой неосторожности мы наблюдаем и в современных зарубежных правопорядках. Абзац первый статьи 1229 ГК Италии, абзац первый статьи 1474 ГК Квебека, статья 1150 ГК Франции, абзац первый статьи 100 Швейцарского обязательственного закона прямо указывают на недействительность ограничения ответственности в случае неисполнения договорного обязательства не только в форме умысла, но и грубой неосторожности. Даже в правопорядках, формально исключающих ограничение или устранение ответственности лишь за умысел, наличествует столько исключений из этого правила, что впору говорить о фактическом включении в предел договорной свободы соглашений не только об умышленном нарушении, но и о грубо-неосторожном. Там, где позитивное право не делает это прямо, на помощь приходит идея доброй совести, через призму которой также признаются недействительными подобные соглашения. Как уже отмечалось, наднациональные унификации вовсе отказались от данного инструмента сужения автономии воли. Напротив, общим лейтмотивом является ограничение или устранение ответственности в тех случаях, когда это ведет к явной несправедливости и вступает в конфликт с требованиями доброй совести.

С учетом вышеизложенного считаем, что применение пункта 4 статьи 401 ГК РФ в его буквальном воплощении кажется неудачным, поскольку в данном случае две схожие до степени смешения формы вины порождают абсолютно разные правовые последствия. Как представляется, принцип добросовестности позволяет судье отойти от буквального текста закона, поскольку беспрекословное следование последнему приводит к несправедливости. Подобный подход вытекает из корректирующей функции доброй совести: «Правило, которое связывает стороны и установлено в тексте соглашения или законом, не применяется в той мере, в какой его действие противоречило бы доброй совести» ⁵ . Одним из примеров применения доброй совести именно в этой функции является механизм, заложенный в статье 7.1.6 PICC ⁶ .

5. В рассматриваемом деле нижестоящие суды, признавая обоснованным требование о взыскании убытков, исходили из доказанности в том числе размера заявленных убытков. Однако, по мнению ВС РФ, положениям статей 39, 146 Налогового кодекса Российской Федерации и статьи 15 ГК РФ не соответствует включение в состав взысканных убытков налога на добавленную стоимость (далее — НДС). Не могут быть включены в состав убытков расходы, хотя и понесенные потерпевшим в результате правонарушения, но компенсируемые ему в полном объеме за счет иных источников. В противном случае создавались бы основания для неоднократного получения потерпевшим одних и тех же сумм возмещения и, соответственно, извлечения им имущественной выгоды, что противоречит целям гражданско-правовой ответственности. Как известно, одними из таких расходов являются налоговые вычеты ⁷ .

По общему правилу при уплате НДС налогоплательщик имеет право на вычет этого налога из бюджета. Наличие указанного права, установленного статьей 171 Налогового кодекса Российской Федерации, исключает возможность включения НДС в корпус убытков. Иное регулирование может привести к двойному получению суммы налога (как из бюджета, так и в форме убытков от контрагента), что недопустимо с точки зрения статей 15 и 1102 ГК РФ, поскольку компенсация убытков не должна обогащать потерпевшего. Однако, по мнению Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, убытки в виде расходов, включающих НДС, могут быть возмещены потерпевшему, только если последний докажет, что налог вместе с иными составляющими является его некомпенсируемыми потерями ⁸ .

Следует согласиться с подобным подходом. В таких случаях источником компенсации убытков в виде НДС является бюджет. В этой связи возможность налогового вычета из бюджета означает, что сумма НДС не входит в объем убытков потерпевшего.