Допустимость штрафных неустоек в договоре лизинга

Владислава Михайлова,
студентка Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

Обществом «Контрол Лизинг» (лизингодатель) и индивидуальным предпринимателем Б. (лизингополучатель) заключен договор лизинга. Пункт 13 данного договора предусматривал обязанность лизингополучателя заключить с банком, в котором у него открыт счет, соглашение о безакцептном списании денежных средств в счет уплаты лизинговых платежей в случае просрочки их уплаты более 10 банковских дней. Договором также было предусмотрено начисление штрафной неустойки в размере 0,1% от общей суммы договора лизинга за каждый день просрочки исполнения обязанности по заключению соглашения. Лизингополучатель соглашение с банком не заключил.

На основании условия договора, предусматривающего право лизингодателя изъять предмет лизинга в случае просрочки уплаты лизинговых платежей более 15 дней, предмет лизинга был изъят у лизингополучателя и продан.

Полагая, что на стороне лизингодателя возникло неосновательное обогащение, лизингополучатель обратился в суд с иском о его взыскании.

Позиция нижестоящих судов

Суд первой инстанции, позиция которого в дальнейшем нашла поддержку у судов апелляционной и кассационной инстанций, отказал в удовлетворении иска. Суды определили сальдо встречных обязательств, включив в него в том числе неустойку за нарушение обязанности по заключению соглашения с банком, и пришли к выводу об отсутствии неосновательного обогащения на стороне лизингодателя. При этом суды учли, что условия о безакцептном списании и применении штрафной неустойки сформулированы ясно, не были сокрыты от лизингополучателя, им не оспаривались, а предприниматель должен быть предвидеть негативные последствия нарушения обязательств.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение.

Коллегия указала, что законный интерес лизингодателя в получении возможности безакцептного списания со счета должника состоит в преимущественном оперативном удовлетворении его требований по сравнению с требованиями других кредиторов, что само по себе не гарантирует устранения имущественных потерь. Материалы дела не свидетельствуют о том, что лизингодатель в период действия договора лизинга сталкивался с необходимостью безакцептного списания. Не заявляя в течение более чем двух лет о наличии у лизингополучателя обязанности по заключению соглашения с банком и уплате соответствующей неустойки, лизингодатель способствовал увеличению суммы неустойки, в результате чего она превысила стоимость предмета лизинга.

По мнению коллегии, указанная неустойка не имеет прямого отношения к пользованию денежными средствами при исполнении договора лизинга и носит характер наказания. При начислении неустойки лизингодатель не имел действительного интереса в защите своего права, а действовал во вред лизингополучателю исключительно с намерением обогатиться за его счет. Установленная договором ставка начисления неустойки настолько значительна, что приводит к существенному увеличению объема обязательств лизингополучателя относительно первоначальных условий предоставления финансирования. Лизингодатель является профессиональным участником оборота, и предполагается, что у лизингополучателя отсутствовала возможность оказать реальное влияние на определение условий договора.

Комментарий

1. В целом отраженную в данном определении позицию ВС РФ можно назвать предсказуемой. В последнее время высшая судебная инстанция последовательно отстаивает идею повышенной, возможно, даже патерналистской защиты лизингополучателей перед лицом лизинговых компаний. В течение последнего года коллегия несколько раз блокировала невыгодные для лизингополучателя условия договора, признавая их «несправедливыми» ¹. Основным аргументом в пользу столь заботливого отношения к финансовому положению лизингополучателя со стороны суда становятся неравные переговорные возможности, обусловленные профессионализмом лизинговой компании.

Действительно, во многих случаях лизингополучатель лишен возможности отразить в договоре с конкретным лизингодателем выгодные ему договорные условия, что, однако, само по себе не приводит к неспособности лизингополучателя избрать иной способ приобретения желаемого товара: например, найти более выгодное предложение на лизинговом рынке или взять требуемую сумму взаймы.

Между тем судебные акты в рамках данного дела не позволяют обнаружить, что лизингополучатель стремился максимизировать свою выгоду при вступлении в лизинговые отношения: стоит хотя бы отметить, что заключение соглашения с банком, отказ от которого привел к начислению значительной неустойки, не требовало от лизингополучателя никаких особенных усилий — яркий показатель того, что действия предпринимателя явно не были направлены на минимизацию собственных издержек. Последствия же этой неосмотрительности оказываются возложенными на лизингодателя.

Позиция коллегии неизбежно приводит к выводу о том, что лизингополучатель как слабая сторона договора может произвольно отказаться от исполнения тех или иных обязанностей, признанных «второстепенными». Видимо, именно так следует трактовать замечание ВС РФ о «вспомогательном» характере обязанности по заключению соглашения с банком: несмотря на то что соответствующее условие четко и недвусмысленно отражено в договоре, лизингодатель, по мнению коллегии, обязан доказывать наличие у себя интереса в исполнении лизингополучателем данной обязанности, хотя само по себе отражение того или иного условия в договоре, на наш взгляд, уже означает заинтересованность в его соблюдении.

2. Коллегия ставит в упрек лизингодателю то обстоятельство, что он не напоминал лизингополучателю об обязанности заключить с банком соглашение о безакцептном списании. Нетрудно заметить, что настолько снисходительное отношение скорее напоминает отношение к потребителю (более того, даже в отношении потребителя допустимость опеки в таких масштабах неочевидна). Этот подход представляется достаточно сомнительным. Даже если принять, что предприниматель в данном случае не мог влиять на условия заключаемого договора, слабая переговорная позиция ни в коей мере не освобождает его от обязанности знакомиться с условиями заключаемого соглашения. Предприниматель — это априори субъект, который сознательно вступает в гражданско-правовые отношения, требующие соблюдения повышенного стандарта заботливости и осмотрительности; приравнивание же предпринимателя к потребителю, от которого оборот во многих случаях вообще не требует ознакомления с условиями заключаемого договора², видится ударом по самим гражданско-правовым основам предпринимательской деятельности, что в перспективе может привести к абсолютно непредсказуемому, произвольному блокированию судами условий предпринимательских договоров: как только суд будет делать вывод, что то или иное условие невыгодно для стороны, признанной по тем или иным причинам «слабой», такое условие оказывается под угрозой неприменения. Последствия разрешения предпринимательских споров в подобном ключе губительны не только для состояния экономики, но и для конституционного принципа свободы договора, без которого гражданское право как таковое в современном мире мыслится с трудом.

Равным образом вызывает вопросы и указание коллегии на то, что своим бездействием лизингодатель способствовал увеличению неустойки. Поскольку начисление и дальнейшее увеличение неустойки было полностью детерминировано длительным неисполнением лизингополучателем сознательно принятой на себя обязанности, упрек в адрес лизингодателя выглядит, на наш взгляд, алогичным. Отметим: сама коллегия признает, что условия о штрафном характере неустойки были сформулированы в договоре ясно и недвусмысленно, что, представляется, автоматически лишает возможности в отношении данного договорного условия ссылаться на неравенство информационных возможностей сторон договора.

Вступая в отношения, лизингополучатель прекрасно понимал, что неисполнение им закрепленной в договоре обязанности приведет к начислению санкции, размер которой не связан с имущественными потерями лизингодателя. Еще в пункте 1 постановления от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» Пленум ВС РФ сформулировал презумпцию разумности действий участников гражданского оборота. При этом отсутствуют основания полагать, что такая презумпция должна использоваться только для защиты субъекта, в отношении которого был поставлен вопрос о разумности его действий. В рамках комментируемого дела презумпция разумности действий лизингополучателя опровержения не находит, следовательно, за истину следует принять, что при заключении договора он в комплексе оценил предлагаемые условия и нашел их выгодными для себя.

В этом контексте необходимо отметить, что предметом анализа при рассмотрении данного дела должно быть не отдельно взятое условие, а вся их совокупность, поскольку обособленный анализ единственного условия не позволяет адекватно оценить, в том числе исходя из принципа справедливости, отраженный в договоре баланс интересов сторон.

3. Защита слабой стороны не может быть абстрактной. В каждом случае необходимо прежде всего установить, по каким причинам такая сторона заключила соглашение, содержащее невыгодные для нее условия. Только если эти причины будут признаны извинительными (например, субъект был введен в заблуждение неясностью формулировок, предложенных контрагентом — профессионалом на рынке), имеет смысл такие условия блокировать. Должна быть подвергнута оценке и общая добросовестность слабой стороны при исполнении договора: так, необходимо ответить на вопрос, по какой причине ею была нарушена спорная договорная обязанность. Как можно понять из судебных актов по делу, какие-либо убедительные мотивы неисполнения принятой обязанности (незаключения с банком соглашения о безакцептном списании) не были представлены лизингополучателем, что, однако, не помешало коллегии счесть его заслуживающим защиты. Вопрос о добросовестности самого лизингополучателя, который вступил в договорные отношения на указанных условиях, не оспаривал их, а потом цинично нарушил эти условия, исследован не был. Представляется, что такая чрезмерная защита приводит к поощрению безответственности и недобросовестности предпринимателей, нарушения которых санируются лишь в силу их более слабого положения в переговорах.

В этом контексте стоит отметить, что при исключении применения тех или иных условий суд корректирует согласованные сторонами условия взаимодействия. Эта функция совершенно несвойственна для суда, который при разрешении гражданских споров выступает независимым арбитром, и является исключительной. А значит, изменение договорных условий судом возможно лишь в исключительных случаях, к числу которых данный случай, на наш взгляд, не относится: вряд ли лизингополучатель, который счел возможным произвольно не исполнять закрепленную в договоре обязанность, прекрасно им осознаваемую, заслуживает исключительной защиты.

4. Коллегия фактически негативно оценивает само по себе то обстоятельство, что установленная в пункте 13 договора неустойка носит характер наказания. Между тем возможность установления в договоре штрафной неустойки зафиксирована на уровне закона (пункт 1 статьи 394 Гражданского кодекса Российской Федерации) и, кажется, не требует обоснования: сама по себе легальная формулировка, допускающая взыскание неустойки сверх убытков, опровергает тезис о том, что неустойка во всех случаях должна быть увязана с убытками.

Более пристального внимания заслуживает аргумент коллегии об отсутствии у лизингодателя действительного интереса в защите права на безакцептное списание. В самом деле, защита гражданских прав основана на лежащем в их основе интересе, признаваемом правопорядком. Может показаться излишне формальным обоснование наличия у лизингодателя интереса в исполнении лизингополучателем обязанности по заключению соглашения с банком путем указания на то, что само по себе включение такого условия в договор автоматически означает заинтересованность в его исполнении. Однако формализм при подобных обстоятельствах кажется нам более уместным, чем возложение правопорядком на сторону договора обязанность дополнительно подтверждать интерес, лежащий в основе положений договора. Иными словами, соблюдение контрагентом договоренностей представляет собой самостоятельный материальный интерес, который должен находиться под защитой.

5. С практической точки зрения перекладывание на лизинговые компании лишь в силу их профессионализма на рынке последствий неразумного поведения лизингополучателей будет влечь увеличение цены договора в том числе для добросовестных лизингополучателей, что затруднит для предпринимателей доступ к требуемым товарам и, соответственно, сузит возможный масштаб их деятельности.