На чужой «каравай»…: переход права собственности в договоре сублизинга

Иван Деркач,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Дарья Шиянова,
студентка Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

Между обществом «Росагролизинг» (лизингодатель) и ГУП «Брянская областная продовольственная корпорация» (лизингополучатель) заключены договоры лизинга от 26.03.2009 (№ 1), от 01.04.2009 (№ 2) и от 17.08.2009 (№ 3). Предметы лизинга (производственная техника) по договорам № 1 и 2 передавались во владение и пользование лизингополучателя на 180 месяцев, по договору № 3 — на 84 месяца. Общая сумма лизинговых платежей составила около 114 млн рублей. Договоры также содержали условие о переходе права собственности на предметы лизинга к лизингополучателю после уплаты всех платежей и перечисления выкупной цены.

В те же даты между лизингополучателем (как сублизингодателем) и КФХ «Каравай» (сублизингополучатель) заключены три договора выкупного сублизинга. Общая сумма лизинговых платежей составила около 7 млн рублей. Договоры содержали идентичное условие о переходе права собственности на предметы сублизинга после уплаты выкупной цены.

Кроме того, 26.03.2009, 01.04.2009 и 16.06.2010 между лизингодателем (кредитор) и сублизингополучателем (поручитель) были заключены сопутствующие договоры поручительства (абзац третий пункта 2 статьи 15 Федерального закона от 29.10.1998 № 164-ФЗ «О финансовой аренде (лизинге)»; далее — Закон о лизинге).

Предметы лизинга были переданы сублизингополучателю в сентябре 2009 года.

17.10.2014 лизингодатель в одностороннем порядке отказался от договоров лизинга в связи с существенным нарушением лизингополучателем обязанности по уплате лизинговых платежей и потребовал вернуть предметы лизинга.

06.11.2014 сублизингополучатель обратился с заявлением к лизингодателю о переоформлении договоров лизинга на себя. 13.09.2019 с такой же просьбой обратился Департамент сельского хозяйства Брянской области. В ответ лизингодатель предложил заключить соглашение об уступке прав из договоров лизинга с условием дополнительной оплаты в размере 3 млн руб. Однако соглашение достигнуто не было. При этом сублизингополучатель в пределах, установленных договором поручительства (около 6,5 млн руб.), полностью выплатил долг по обязательству сублизингодателя перед лизингодателем. В результате общая сумма уплаченных КФХ «Каравай» платежей составила 12,5 млн руб.

03.12.2021 лизингодатель обратился в суд с виндикационным иском к сублизингополучателю. Решением арбитражного суда от 15.03.2022 исковые требования были удовлетворены, производство по апелляционной жалобе КФХ «Каравай» приостановлено до вступления в законную силу решения арбитражного суда по рассматриваемому делу.

Сублизингополучатель, полагая, что у него возникло право собственности на предметы лизинга, поскольку все обязательства по договорам сублизинга выполнены в срок и в полном объеме, 11.05.2022 обратился в суд с иском о признании права собственности на предметы лизинга.

Позиции нижестоящих судов

Суд первой инстанции удовлетворил иск, указав, что сублизингополучатель добросовестно уплатил все платежи по договору сублизинга, в связи с чем не должен нести неблагоприятные последствия неисполнения обязательств лизингополучателя перед лизингодателем и вправе считаться собственником предметов лизинга. Кроме того, суд первой инстанции подчеркнул, что лизинговая компания допустила злоупотребление правом. Апелляционный суд согласился с данными доводами.

Окружной суд отменил акты нижестоящих судов и направил дело на новое рассмотрение. По его мнению, суды безосновательно применили правовую позицию Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее — ВАС РФ), закрепленную в пункте 9 постановления от 14.03.2014 № 17 «Об отдельных вопросах, связанных с договором выкупного лизинга» (далее — постановление № 17). Суд также отметил, что договоры лизинга были расторгнуты по вине лизингополучателя, что влечет невозможность приобретения права собственности сублизингополучателем на спорную технику по договору сублизинга. Обязательства по всем договорам должны были перейти в ликвидационную стадию (подлежать сальдированию). Кроме того, суд кассационной инстанции поставил под сомнение соблюдение истцом срока исковой давности.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила постановление окружного суда и оставила в силе акты судов первой и апелляционной инстанций. Коллегия отметила, что функция сублизингодателя сводится к содействию в удовлетворении имущественных интересов лизингодателя и сублизингополучателя (финансовое посредничество). Поэтому лизинговая компания несет риск ненадлежащего исполнения сублизингодателем своих обязательств перед ним по перечислению денежных средств.

По мнению коллегии, сублизингополучатель, внесший все платежи по договору выкупного сублизинга, приобретает право собственности на предмет лизинга и при неисправности сублизингодателя. Поскольку имущественный интерес лизинговой компании удовлетворен, в ее действиях по отказу от оформления документов на спорную технику и предъявлению виндикационного иска наличествует злоупотребление правом.

Коллегия также указала, что с учетом длительного характера лизинговых правоотношений к ним могут быть применены разъяснения, сформулированные в постановлении № 17. Истец продолжает владеть спорным имуществом, в связи с чем иск о признании права собственности является надлежащим способом защиты от угрозы нарушения права, о посягательстве на которое он узнал после предъявления виндикационного иска. По этой причине срок исковой давности нельзя считать пропущенным.

Комментарий

1. Правовая природа сублизинга и распределение рисков неисполнения обязательства лизингополучателем

1.1. Отечественная доктрина и судебная практика исходят из так называемой кредитной теории лизинга. Согласно данной концепции лизингодатель оплачивает предмет лизинга и передает его во владение и пользование лизингополучателю, который возвращает финансирование и проценты за пользование им посредством уплаты лизинговых платежей¹.

Наиболее распространенным является договор выкупного лизинга, по окончании срока которого предмет лизинга может быть выкуплен при условии уплаты всех платежей. Его отличает то, что в размер лизинговых платежей входит цена имущества и вознаграждение за финансирование, поэтому выкупная цена в договоре лизинга либо не согласовывается, либо устанавливается в символическом размере, также его отличает наличие специфических имущественных интересов сторон (лизингодателя — в возврате финансирования и лизингополучателя — в приобретении имущества в собственность) и характерное распределение рисков между сторонами (по общему правилу они лежат на лизингополучателе, который обязан осуществлять платежи даже в случае невозможности пользоваться имуществом)².

1.2. Описанное экономическое существо конструкции лизинга справедливо распространить и на сублизинг. При таких обстоятельствах, следуя общим правилам распределения рисков в договоре выкупного сублизинга, можно констатировать, что они лежат на сублизингополучателе, который осознает вероятность неисполнения сублизингодателем своих обязательств перед лизингодателем и досрочного расторжения договора лизинга, что может не позволить ему приобрести право собственности. В случае применения общего правила интерес сублизингополучателя будет защищаться выплатой сальдо встречных предоставлений и ликвидационной стадией лизинговых отношений, на что указал в рассматриваемом деле окружной суд.

Вместе с тем в пункте 9 постановления № 17 был зафиксирован иной модус распределения рисков в конструкции сублизинга: если лизингодатель согласовал передачу предмета лизинга в сублизинг (1) и избранный им лизингополучатель является лишь его финансовым посредником (2), то он принимает на себя риски ненадлежащего исполнения сублизингодателем своих обязательств перед ним по перечислению денежных средств, полученных от сублизингополучателя. Подобная позиция была известна судебной практике и до 2014 года (момента опубликования постановления № 17)³. Однако она не характеризовалась единством, так как существовали примеры применения общих правил распределения рисков и при конструкции финансового посредничества со стороны сублизингодателя⁴.

1.3. Таким образом, в зависимости от конкретных обстоятельств дела (и экономической составляющей лизинговых отношений) модус распределения рисков может быть изменен. К данным обстоятельствам в рассматриваемом деле, по мнению коллегии, следует отнести: 1) систематическое осуществление лизинговой компанией экономической деятельности по доведению финансирования до сублизингополучателей через посредников («модель финансового посредничества»)⁵; 2) полную уплату лизинговых платежей к моменту досрочного расторжения договоров, а также исправную уплату долга сублизингодателя по сопутствующему договору поручительства; 3) злоупотребление правом со стороны лизинговой компании.

Такой подход может быть поддержан с определенными оговорками. Во-первых, стоило подробнее проанализировать характер «бизнес-модели», используемой обществом «Росагролизинг» в своей экономической деятельности, для того, чтобы признать модель финансового посредничества релевантной в рассматриваемом деле. Во-вторых, следовало привести аргументированные доводы, подтверждающие применимость к спорным правоотношениям абзаца первого пункта 9 постановления № 17, а не абзаца второго того же пункта, закрепляющего возможность «обратного» перераспределения рисков в случае «юридической или экономической связи» между сублизингодателем и сублизингополучателем. Наконец, более рациональным, на наш взгляд, являлось признание автоматического перехода права собственности к сублизингополучателю, уплатившему причитающиеся лизинговые платежи, не по причине того или иного распределения рисков, а с опорой на обеспечительный характер права собственности и утрату обеспечительного интереса лизингодателя, получившего полноценный возврат финансирования за переданные в сублизинг объекты.

2. Злоупотребление правом со стороны лизинговой компании

Вряд ли можно согласиться с коллегией в том, что сам по себе отказ лизингодателя оформить документы о переходе права собственности к сублизингополучателю и заключить договор лизинга с ним напрямую свидетельствует о недобросовестном поведении лизинговой компании. Будучи не связанным с сублизингополучателем договорными отношениями, лизингодатель действовал в своем праве и мог защищать собственный интерес.

Более значимым с точки зрения оценки поведения лизингодателя на предмет соответствия стандарту добросовестности является вопрос о его бездействии: в материалах дела отсутствует информация о коммуникации сторон с 2014 года (обращение сублизингополучателя к лизингодателю с заявлением о переоформлении договоров на себя) до 2021 года (момент обращения лизингодателя в суд с виндикационным иском). При таких обстоятельствах длительное бездействие лизинговой компании может свидетельствовать об утрате ею интереса в возврате имущества.

3. Применение правовой позиции Пленума ВАС РФ с обратной силой

Все судебные инстанции, кроме окружного суда, основывали свои доводы о переходе права собственности к сублизингополучателю в числе прочего на правовой позиции ВАС РФ, закрепленной в пункте 9 постановления № 17.

Коллегия отдельно подчеркнула, что темпоральные границы применения этой позиции, сформулированные в пункте 11 постановления № 17 (она применяется к отношениям, возникшим из договоров сублизинга, заключенных после опубликования постановления на сайте ВАС РФ, то есть после 03.04.2014), были указаны исходя из добросовестного поведения сторон ранее заключенных договоров и подразумевали, что в течение обозримого периода времени, например ограниченного сроками действия ранее заключенных договоров, стороны урегулируют свои разногласия, учитывая права и законные интересы каждой из них. По мнению коллегии, по прошествии почти десяти лет со дня принятия постановления № 17 ссылка лизингодателя на оговорку, содержащуюся в пункте 11 этого постановления, как на юридическое оправдание продолжающегося длительное время отказа оформить права истца на предмет лизинга не может быть признана обоснованной.

Данный подход не бесспорен. Вопрос о ретроспективном действии интерпретационных актов высших судов (в частности, постановлений Пленума и Президиума) остается дискуссионным в литературе и судебной практике. Как известно, действующее регулирование (пункт 5 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и пункт 5 части 4 статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации), по сути, допускает придание обратной силы названным актам. КС РФ неоднократно отмечал, что эти нормы должны согласовываться с общеправовыми принципами действия закона во времени, не подрывая разумных ожиданий участников оборота⁶. ВАС РФ в пункте 11 постановления Пленума от 30.06.2011 № 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам» подчеркнул, что ретроспективное действие правовых позиций суда возможно лишь при наличии специального указания в тексте постановления. Более того, суд может определить границы применения сформулированной им правовой позиции, в частности посредством указания на дату возникновения или изменения правоотношений, к которым она применяется (что и было сделано в пункте 11 постановления № 17). В литературе обратная сила интерпретационных актов высших судов в сфере гражданско-правовых отношений допускается лишь в случаях, если того требуют интересы защиты неопределенного круга лиц или заведомо более слабой стороны в правоотношении⁷. При этом российской правовой системе несвойственен подход декларативной теории судебных актов, согласно которой высший суд лишь находит истинный смысл нормы, распространяющейся на правоотношения на протяжении всего их существования, поэтому следует подчинить такие акты общим правилам действия закона во времени⁸.

Видится, что ВАС РФ осознанно сформулировал темпоральную оговорку в пункте 11 постановления № 17 с учетом существования альтернативных позиций по вопросам распределения рисков в лизинговых правоотношениях в судебной практике до 2014 года⁹. По этой причине определяющим моментом, исходя из которого необходимо оценивать применимость разъяснений ВАС РФ, является момент заключения договоров лизинга и сублизинга, а не их окончания.

Понимание подхода коллегии как реакции на злоупотребление правом со стороны ответчика также может вызывать возражения. Придавать разъяснениям ВАС РФ неопределенную «темпоральную экспансию» в политико-правовых целях вряд ли легитимно. Признать за истцом право собственности на предмет лизинга (в случае установления необходимых для этого оснований) возможно и без нарушения догматических правил действия судебных актов во времени с учетом специфики конструкции сублизинга, которая осознавалась судами и до 2014 года (см. пункт 1.3 настоящего комментария).

4. Срок исковой давности и выбранный истцом способ защиты

4.1. Как справедливо указал суд первой инстанции, исходя из правовой природы иска о признании права, удовлетворение такого иска имеет правоподтверждающее, а не правообразующее значение.

В литературе иск о признании права собственности считается разновидностью такого способа защиты, как признание права (установительный, деклараторный иск), которое рассматривается в качестве властного установления и подтверждения со стороны государства в лице юрисдикционного органа существования, субъектного состава и содержания определенного материального правоотношения¹⁰. Таким образом, основными признаками иска о признании права собственности является то, что право собственности уже возникло у истца в силу комплексного юридического состава к моменту предъявления иска, бремя доказывания титула лежит на истце и наличие нарушения не является конститутивным (притязание может быть заявлено и при угрозе нарушения).

В части избранного истцом способа защиты следует согласиться с коллегией в том, что он является надлежащим и в условиях владения спорным имуществом, а также наличия перспективы нарушения права лизинговой компанией (после возбуждения процесса по виндикационному иску) — практически единственно возможным для истца.

При этом остается открытым вопрос о выборе сублизингополучателем «процессуальной стратегии»: по какой причине КФХ «Каравай» не использовало доступные средства защиты в рамках предыдущего (виндикационного) спора, а решило заявить самостоятельное требование, направленное, по сути, на пересмотр акта, вынесенного по виндикационному спору, остается загадкой.

4.2. В литературе иск о признании права собственности признается в качестве самостоятельного притязания, в котором объектом спора становится наличие права, а не устранение препятствий в его осуществлении. При этом из данной посылки авторы приходят к противоположным выводам: срок исковой давности не может быть распространен на иск о признании в силу длящегося нарушения со стороны ответчика¹¹ и, напротив, такой иск может быть задавнен по причине природы, отличной от негаторного притязания¹². Более сбалансированным представляется подход, согласно которому распространение давности на подобные притязания допускается лишь в тех случаях, когда под иском о признании права скрывается иск о присуждении, основанный на охранительном требовании.

Противоречивость позиции коллегии заключается в том, что, признав использованный истцом способ защиты пресечением действий, нарушающих его право (то есть, как представляется, негаторным иском), она распространила на него трехлетний срок исковой давности, исчисляемый, видимо, с момента получения истцом судебной повестки по виндикационному иску лизинговой компании, что противоречит абзацу пятому статьи 208 ГК РФ. В этой связи более корректным представляется подход суда первой инстанции, который исключил применение срока исковой давности, поскольку последствия в виде присуждения при удовлетворении данного иска не наступают, а суд лишь констатирует принадлежность права.