Ответственность брокера за неисполнение поручения

Родион Стрельцов,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Максим Богачев,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

01.09.2022 между ООО «Редевелопмент» (общество, клиент) и АО «Альфа-Банк» (банк, брокер) заключено генеральное соглашение, предметом которого являлось оказание брокерских и иных сопутствующих услуг. Существенные условия договора зафиксированы в регламенте оказания услуг на финансовых рынках (далее — регламент).

30.03.2023 банку со стороны общества поступило поручение (заявка) на приобретение акций по фиксированной цене — 4350 руб. за одну ценную бумагу. Срок исполнения был установлен по 03.04.2023 включительно.

После наступления срока обществу стало известно, что его поручение не исполнено, в связи с чем 04.04.2023 оно повторно обратилось к банку с заявкой о покупке тех же акций, однако в связи с ростом стоимости ценных бумаг они были приобретены по более высокой цене. Банк в качестве обоснования отсутствия вины указывал на проведение технических мероприятий, направленных на исполнение Указов Президента Российской Федерации от 01.03.2022 № 81 и от 05.08.2022 № 520, согласно которым для предоставления доступа к торговой площадке брокер обязан провести идентификацию клиентов, а также предоставить дополнительные сведения.

Ссылаясь на причинение банком убытков в связи с несвоевременным приобретением ценных бумаг, клиент обратился в суд с иском к брокеру об их взыскании.

Позиция нижестоящих судов

Суд первой инстанции, руководствуясь пунктами 4.6, 43.6, 47.1 регламента, а также пунктом VI декларации о рисках, являющейся частью регламента, отказал в удовлетворении требований.

Апелляционный и окружной суды поддержали выводы суда первой инстанции.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение.

Коллегия указала, что осуществление мероприятий по перерегистрации не влечет освобождение банка от ответственности. Он, действуя как добросовестный профессиональный участник рынка ценных бумаг (брокер), в момент приема заявки должен был предоставить клиенту необходимую информацию — о технических мероприятиях и потенциальной невозможности исполнения заявки.

Также ВС РФ проанализировал условия регламента, ограничивающие ответственность банка, и пришел к выводу, что ответственность не может быть исключена при совершении самим банком действий, результатом которых стала невозможность использования компьютерных сетей для приема и обработки заявок (пункт 4 статьи 401 Гражданского кодекса Российской Федерации; далее — ГК РФ).

Комментарий

1. Квалификация соглашения об оказании брокерских услуг

1.1. Перед тем как перейти к основному вопросу спора, коллегия квалифицирует заключенный договор. Так, по ее мнению, «между сторонами возник спор из ненадлежащего исполнения банком договора на оказание брокерских услуг, который представляет собой разновидность договора возмездного оказания услуг», в связи с чем «при разрешении спора следовало применять правила главы 39 ГК РФ».

Представляется, что аргументы коллегии небесспорны, однако ее конечные выводы верны. Так, согласно абзацу первому пункта 1 статьи 3 Федерального закона от 22.04.1996 № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» брокерской деятельностью признается деятельность по исполнению поручения клиента на совершение гражданско-правовых сделок с ценными бумагами. В силу пункта 2.3 указанной статьи поручение клиента исполняется путем совершения брокером за счет клиента сделки с третьим лицом с последующим совершением сделки с данным клиентом.

Исходя из приведенных нормативных положений, следует констатировать, что договор о брокерском обслуживании входит в родовую группу посреднических договоров. Однако выводы коллегии о применимости к сложившимся отношениям главы 39 ГК РФ не являются ошибочными, так как предметом любого посреднического договора является оказание посреднических услуг.

1.2. Констатировав, что договор о брокерском обслуживании относится к посредническим договорам, необходимо определить, какой именно из поименованных договоров опосредует брокерскую деятельность.

Приведенные выше нормативные положения акцентируют внимание на том, что, во-первых, поручение клиента исполняется в его интересах и за его счет, во-вторых, брокерская деятельность заключается в совершении сделок. Таким образом, с точки зрения предмета (заключение сделок) договор подпадает под любой из поименованных посреднических договоров (договоры поручения, комиссии, агентирования).

Мы считаем, что следует руководствоваться правилом «предполагается (презюмируется) меньшее», так как иное представляется контринтуитивным и не соответствующим предполагаемой (реконструируемой) воле сторон. Таким образом, учитывая, что для поручения (а соответственно, и для агентирования по модели поручения) необходимо уполномочивание, а агентирование характеризуется более сложной структурой отношений (с точки зрения предмета — только юридические действия / комплекс юридических и иных (читай — фактических) действий), по нашему мнению, предполагаться в рамках осуществления брокерской деятельности должен договор комиссии.

2. Толкование условия об ограничении ответственности

2.1. Проблема интерпретации договорных условий представляет собой перманентный дискурс, пронизывающий всю историю юридической мысли. Как отмечают К. Цвайгерт и Х. Кётц в своем фундаментальном сравнительно-правовом исследовании, необходимость толкования возникает в ситуации эпистемологической неопределенности, «когда известно, что сторонами было сказано, написано или выражено иным образом, но остается неясным смысл их волеизъявления»¹.

В римском праве сформировалась классическая антиномия между формальным (вербальным) и субстантивным (волюнтаристским) подходами, выраженная в максиме cum in verbis nulla ambiguitas est, non debet admitti voluntatis quaestio. Исторически эволюция толкования прошла путь от крайнего формализма классического периода к более гибкому субъективизму постклассической эпохи, отражая смену парадигм от буквального следования verba к поиску подлинной voluntas contrahentium².

В common law в XIX веке сформировалась доктрина литерализма (literal rule of interpretation), утверждающая примат буквального значения. Однако этот подход, будучи продуктом викторианского формализма, постепенно уступил место контекстуальной герменевтике, учитывающей фактический контекст заключения договора, коммерческую цель сделки и последующее поведение сторон³.

Французская модель (статья 1156 Французского гражданского кодекса) декларирует принцип примата воли над формой, однако кассационная практика выработала доктрину clauses claires et précises, создающую презумпцию незыблемости ясных формулировок⁴.

Германская школа, опираясь на § 133 Германского гражданского уложения (BGB), развила сложную систему Auslegungsregeln, включающую Eindeutigkeitsregel (правило однозначности); Empfängerhorizont (принцип восприятия адресата) и Verkehrssitte (учет торговых обыкновений)⁵.

Международные унификации демонстрируют конвергенцию правовых систем через примат subjective intention (статья II.–8:101 Принципов европейского договорного права (PECL)), учет objective meaning (статья 4.1 Принципов международных коммерческих договоров (Принципов УНИДРУА)) и принцип reasonable interpretation (статья 5:101 PECL).

2.2. В системе российского гражданского права интерпретационная методология договорных условий нашла нормативное воплощение в статье 431 ГК РФ, представляющей собой синтез континентальной и англосаксонской правовых традиций. Указанная норма устанавливает иерархическую систему толкования, предполагающую последовательное применение буквального, систематического и телеологического толкований.

Эволюция судебной практики в данном вопросе демонстрирует интересную диалектику: если первоначальная редакция статьи 431 ГК РФ делала акцент на примате буквального толкования, то постановление Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» ввело концепцию рационального и добросовестного участника оборота, что означало сдвиг в сторону субъективизма. Однако последующая корректировка позиции ВС РФ свидетельствует о сохранении традиционного подхода⁶.

2.3. В рассматриваемом деле договор содержал условие, ограничивающее ответственность банка за неисполнение поручения, если оно явилось следствием аварии (сбоев в работе) компьютерных сетей, силовых электрических сетей или систем электросвязи, а также действий третьих лиц, в том числе организаций, обеспечивающих торговые и расчетно-клиринговые процедуры на рынках.

Нижестоящие суды, истолковав данное положения буквально, сделали вывод о том, что банк не несет ответственность и в том случае, когда неисполнение произошло в результате перерегистрации. Коллегия не согласилась с таким подходом и указала на наличие оснований для ответственности банка.

Представляется, что в данном случае даже при использовании буквального толкования названное положение договора не освобождает банк от ответственности, поскольку оно ограничивает ответственность только в той ситуации, когда причиной неисполнения являлись действия третьих лиц. В комментируемом же деле детерминантой являлись действия самого банка, который, будучи профессиональным участником оборота, не только не сообщил клиенту о необходимости перерегистрации, но и принял заявку вместе с риском неисполнения.

3. Ответственность за неисполнение поручения

3.1. Нижестоящие инстанции, аргументируя освобождение банка от ответственности, ссылались на издание Указов Президента Российской Федерации от 01.03.2022 № 81 и от 05.03.2022 № 520, а также на последующие технические мероприятия Московской биржи, реализованные с 27.03.2023 в части обязательного указания и учета дополнительных сведений о клиентах. Примечательно, что информация о необходимости перерегистрации была опубликована на официальном сайте биржи 15.02.2023 — хронологически после заключения оспариваемого договора, но до подачи первой клиентской заявки.

Судебные инстанции, ограничившись констатацией отсутствия вины, воздержались от детальной правовой квалификации указанных обстоятельств, что представляется методологически небесспорным.

В соответствии с пунктом 3 статьи 401 ГК РФ субъект предпринимательской деятельности несет ответственность до пределов непреодолимой силы. Как разъяснено в пункте 8 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств», квалифицирующим признаком форс-мажора является дуалистическая совокупность критериев — чрезвычайности и непредотвратимости. Возникает вопрос о возможности квалификации перерегистрации в качестве непреодолимой силы. Данная проблематика носит дискуссионный характер: с одной стороны, банк столкнулся с экзогенным фактором, который создал фактическое препятствие для исполнения обязательств, носил характер непредвиденного (ибо конкретные сроки реализации перерегистрации не были известны) и формально ограничивал банк в совершении операций. С другой стороны, содержание перерегистрации сводилось к совершению ряда формальных действий (предоставлению комплекса сведений), что не требовало существенных материальных или временных затрат, было технически исполнено и не носило характера абсолютной невозможности исполнения. Между тем в настоящем деле данный вопрос не имеет большого значения по причинам, указанным далее.

3.2. В рамках рассматриваемого спора нижестоящие суды исходили из отсутствия вины банка в неисполнении обязательств, однако такой вывод не учитывает фактических обстоятельств дела. Как следует из судебных актов и публичного объявления Московской биржи, обязанность по предоставлению информации для перерегистрации была возложена на брокера. Следовательно, банк, выступая в качестве профессионального участника рынка, при принятии поручения должен был либо своевременно запросить у клиента недостающие сведения, либо уведомить клиента о невозможности исполнения поручения.

Примечательно, что 03.04.2023 банк фактически исполнил свою обязанность, предоставив необходимую информацию, что ставит под сомнение тезис об отсутствии вины. Более того, принимая поручение при наличии информации о потенциальных препятствиях, банк тем самым принял на себя сопутствующие риски невозможности исполнения, включая риск задержки, связанной с перерегистрацией.

4. Возмещение убытков

4.1. В акте апелляционного суда можно встретить следующий, на наш взгляд, абсолютно алогичный, противоречащий концепции причинно-следственной связи тезис: «Клиента никто не принуждал впоследствии приобретать акции… по более высоким ценам в сравнении с ценами от 30.03.2023. Клиент мог не приобретать ценные бумаги вовсе, мог дождаться более выгодных цен для себя, мог приобрести другие ценные бумаги или финансовые инструменты. По сути, клиент самостоятельно сформировал заявляемые им убытки». Представляется сомнительным положение, в котором клиенту ввиду неисполнения банком своих обязательств будет необходимо воздерживаться от действий, непосредственно направленных на реализацию законного интереса.

Как верно отметила коллегия, «убытки, о возмещении которых заявлено истцом, причинены... вследствие неисполнения банком принятого на себя обязательства». Полагаем, следует согласиться с позицией ВС РФ, так как необоснованно перекладывание рисков, возникших ввиду упущений банка, на клиента.

4.2. В завершение хотелось бы поставить вопрос, который не поднимался коллегией в рамках комментируемого дела, будучи не относящимся непосредственно к существу спора, однако, на наш взгляд, имеющий теоретическую ценность.

Так, истец рассчитывает убытки, исходя из стоимости одной акции на 30.03.2023, которая составляет 4320,5 руб. Однако, как указывает сам истец, стоимость одной акции на 31.03.2023 составляла 4280 руб. Таким образом, положив в основание расчета стоимость одной акции на 31.03.2023, истец мог бы претендовать на больший размер в сравнении с тем, что указывается им в исковом заявлении. Следовательно, встает вопрос: в ситуации, когда обязательство по исполнению поручения клиента не было исполнено в срок, исходя из какой суммы будут складываться убытки?

По нашему убеждению, наиболее справедливым и соответствующим интересам клиента (взыскателя) является расчет убытков исходя из той стоимости, которая была наименьшей (наиболее выгодной) в пределах срока, указанного в поручении, поскольку банк, нарушив договор, не должен извлекать каких-либо выгод. Более того, данный подход будет мотивировать исполнить поручение надлежащим образом.

Приведенное решение является не единственно возможным. Теоретически можно помыслить и иные варианты расчета, например исходя из стоимости за одну акцию, которая являлась наибольшей в пределах срока исполнения поручения клиента и в пределах стоимости, в нем указанной (наиболее выгодно для банка); исходя из среднего показателя стоимости одной акции; исходя из стоимости, указанной клиентом в поручении; исходя из стоимости одной акции в первый / в последний день срока исполнения поручения, в который такая стоимость удовлетворяла требованиям поручения и т. д.