Venire contra factum proprium

Александр Горобец,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

Г-жа К. (истец) являлась миноритарным участником ООО «Связь-город» (общество).

В 2018 году общее собрание участников общества приняло устав, предусматривающий новый порядок заверения протокола собрания (путем подписания всеми участниками). Это решение собрания не было заверено нотариально.

В 2022 году общим собранием принято решение о выплате дивидендов за 2019–2021 годы. Решение собрания не было заверено нотариально, однако в соответствии с новым уставом подписано всеми участниками. Дивиденды за 2019–2020 годы выплачены истцу в полном объеме. Дивиденды за 2021 год в полном объеме выплачены не были, в связи с чем истец обратилась в суд с иском к обществу о взыскании 1 121 959 руб. 60 коп. задолженности по выплате дивидендов и 82 633 руб. 38 коп. процентов. Возражая против иска, ответчик ссылался на ничтожность решения собрания ввиду отсутствия его нотариального заверения.

Позиция нижестоящих инстанций

Суды первой и апелляционной инстанций удовлетворили иск: отказали в признании решения ничтожным из-за недобросовестности и противоречивого поведения ответчика и взыскали с ответчика задолженность.

Окружной суд отменил эти акты и отказал в иске, констатировав, что частичное исполнение не свидетельствовало о юридической силе решения собрания.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила постановление окружного суда и оставила в силе акты судов первой и апелляционной инстанций.

Коллегия указала, что ничтожность решения собрания не может быть констатирована, если участники общества своим поведением подтверждали его действительность. Заявление о ничтожности от недобросовестной стороны не имеет правового значения (пункт 5 статьи 166 Гражданского кодекса Российской Федерации; далее — ГК РФ).

Также коллегия обратила внимание на цели нотариального удостоверения решений собрания: повышение правовых гарантий участников общества, их защита от несанкционированного внесения изменений в учредительные и иные документы общества путем фальсификации решений общего собрания, защита прав добросовестных участников оборота.

Комментарий

1. Нотариальное удостоверение решений собрания

1.1. В настоящее время общепризнанным в отечественной доктрине является признание решений собрания разновидностью сделок¹. На это недвусмысленно указал также ВС РФ в известном определении от 11.06.2020 № 306-ЭС19-24912².

Нотариальная форма сделки устанавливается законодателем для защиты контрагентов, снижения литигационных издержек (повышенная доказательная способность для сделок с нотариальной формой)³, контроля правильности волеизъявления, установления публичности и получения консультации от нотариуса.

1.2. Предписания подпункта 3 пункта 3 статьи 67.1 ГК РФ в качестве правила по умолчанию требуют нотариального удостоверения решений собрания общества. При этом закон также предоставляет участникам общества возможность самостоятельно выбрать иной способ подтверждения принятия решений общим собранием. Согласно пункту 2 Обзора судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах, утвержденного Президиумом ВС РФ 25 декабря 2019 года (далее — Обзор), решение общего собрания участников общества, в соответствии с которым в отношении решений общества будет применяться альтернативный способ подтверждения, требует нотариального удостоверения.

1.3. В рассматриваемом сюжете общее собрание общества в 2018 году приняло устав, согласно которому подтверждение решений собрания осуществляется посредством подписания протокола всеми участниками. Это решение собрания о принятии нового устава не было заверено нотариально. С точки зрения коллегии, отсутствие нотариального удостоверения повлекло за собой ничтожность всех последующих решений собрания. В обоснование своей позиции коллегия сослалась на пункт 2 Обзора.

Однако до 2019 года необходимость нотариального удостоверения решений, изменявших способ подтверждения, не была общим местом в правоприменительной практике⁴. Хотя в судебной практике высказывалась позиция о необходимости нотариального удостоверения подобных решений⁵, ВС РФ впервые констатировал ничтожность соответствующих решений, принятых без нотариального удостоверения, только в пункте 2 Обзора. Таким образом, в рассматриваемом определении коллегия, по сути, придает положениям Обзора обратную силу, распространяя его разъяснения на решение общего собрания общества, принятое в 2018 году.

Подход, допускающий обратную силу новых позиций судебной практики, представляется сомнительным. Обратная сила закона, а по аналогии и позиций высших судебных инстанций, может быть применена в исключительных случаях и только в интересах индивидов, на что неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации⁶. Маловероятно, что придание обратной силы пункту 2 Обзора способствует улучшению положения участников оборота — скорее, наоборот; до принятия Обзора практика изменения способа подтверждения решений собрания без нотариального удостоверения была крайне распространенной.

Избранный коллегией подход сложно поддержать; причина применения обратной силы как закона, так и позиций высших судебных инстанций должна быть обоснована и соответствовать принципам стабильности оборота и единообразия судебной практики⁷. Таким образом, трудно согласиться с выводом коллегии, изложенным в рассматриваемом определении, о том, что решения собраний являются ничтожными, так как на момент принятия решения об изменении способа подтверждения не было прямого требования о нотариальном удостоверении таких решений.

2. Запрет на противоречивое поведение и эксцепция

2.1. Появившийся в 2013 году пункт 5 статьи 166 ГК РФ вызвал и продолжает вызывать большое количество споров в отечественной доктрине⁸.

Данная норма покоится на англосаксонском инструменте estoppel и максиме, выработанной в ius commune, — venire contra factum proprium. В научной литературе отмечается, что ни estoppel, ни venire contra factum proprium не являются общепризнанными принципами, будучи только юридическими максимами, применяемыми ad hoc. Сама по себе максима venire contra factum proprium не предполагает фраудаторного поведения, а лишь свидетельствует о необходимости поддержания доверия в гражданских правоотношениях, что есть продолжение общего принципа субъективной добросовестности⁹.

При этом возражение о недобросовестности (exceptio/replicatio doli generalis) не превращает ничтожную сделку в действительную. К сожалению, отсутствие в отечественной доктрине консистентного учения о возражениях не способствует правильному пониманию пункта 5 статьи 166 ГК РФ, в основу которого заложена идея об exceptio doli generalis, что приводит к некорректному применению данной нормы судами¹⁰. Ничтожность не зависит от возражений сторон, exceptio/replicatio doli generalis может повлиять лишь на практические результаты констатации сделки ничтожной. Эксцепция по своей природе имеет негативное (правоуничтожительное) действие, ничтожность же уничтожить невозможно — иное было бы абсурдно. Ничтожность не уничтожается, но недобросовестная сторона ограничивается в осуществлении притязания (например, по реституционному обязательству).

2.2. В рассматриваемом сюжете, однако, применение пункта 5 статьи 166 ГК РФ представляется оправданным. В отечественной доктрине и зарубежной правоприменительной практике распространено мнение о том, что применение максимы venire contra factum proprium допустимо в следующих случаях: несоблюдение формы сделки с последующим исполнением и заявление о недействительности, установленной в пользу слабой стороны¹¹. Помимо этого, такая сделка не должна наносить ущерба третьим лицам и/или противоречить публичным интересам.

При этом открытым остается вопрос о «состоянии сделки»: перед нами конвалидация (исцеление сделки) или ничтожность, игнорируемая судом в целях удовлетворения интереса добросовестной стороны? К первому подходу склоняются, например, австрийские суды. В отечественной доктрине отсутствует единое понимание. Так, например, Д. О. Тузов в комментарии к пункту 5 статьи 166 ГК РФ выступает за второй подход — отказ от констатации ничтожности сделок.

Нотариальная форма является не целью совершения сделки, а лишь средством достижения этой цели. В рассматриваемом деле на протяжении многих лет отсутствие нотариального удостоверения решения собрания не было проблемой для выплаты дивидендов миноритарию (истцу), однако при активизации притязания миноритария общество (ответчик) вдруг «вспомнило» о ничтожности этого решения ввиду порока формы. Имманентная гражданскому праву справедливость требует разрешения такого спора в пользу истца, что и сделала в комментируемом определении коллегия.