К вопросу о доказательственном значении государственной регистрации права на недвижимое имущество (некоторые размышления над правовой позицией Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, выраженной в постановлении от 24.05.12 № 17802/11)

Общеизвестное положение статьи 2 Федерального закона от 21.07.97 № 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» (далее — Закон о государственной регистрации) о том, что государственная регистрация права является единственным доказательством его существования, а зарегистрированное право может быть оспорено только в судебном порядке, является предметом пристального внимания как судебно-арбитражной практики, так и юридической науки. Практика долго искала ответы на вопросы о том, какими требованиями может быть оспорено зарегистрированное право, каким иском следует воспользоваться лицу, в фактическом владении которого находится объект недвижимости, право на который зарегистрировано за другим лицом, и т. п. Ряд принципиальных позиций сформулирован в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 10 и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 22 от 29.04.10 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (далее — постановление № 10/22). Они позволили прийти к общему знаменателю по целому ряду имеющих большое практическое значение проблем, но с развитием практики неизбежно возникают новые вопросы, что вызывает появление следующих правовых позиций высших судов, которые развивают и дополняют решения, сформулированные в постановлении № 10/22. Одновременно обнажаются и их недостатки или неполнота, недостаточная проработанность, а возможно, и ошибочность.

К числу принципиальных вопросов функционирования системы государственной регистрации прав на недвижимое имущество относится вопрос о содержании и реализации в законе принципа публичной достоверности реестра (другими словами, достоверности регистрационной записи). Публичная достоверность реестра должна обеспечиваться сложным комплексом нормативных положений, регламентирующих систему государственной регистрации, и, вероятно, в силу их отсутствия Концепция реформирования гражданского законодательства отказалась от претензий на закрепление в действующем законодательстве этого принципа, ограничившись принципом презумпции достоверности реестра¹. На это обстоятельство обратил внимание А. Д. Рудоквас². Следует отметить, что, несмотря на положение Концепции, в современных исследованиях, как правило, речь идет именно о принципе публичной достоверности реестра, хотя авторы вкладывают в него несовпадающее содержание³. Детальное исследование этого вопроса не составляет предмета настоящей статьи. Процитированное выше положение статьи 2 Закона о государственной регистрации и является отражением этого принципа в законодательстве. Что же касается последовательного решения задачи закрепления принципа публичной достоверности, то оно, среди прочего, требует ответа на вопрос о силе регистрационной записи, основание внесения которой является недействительным, а указанная недействительность либо констатирована решением суда, либо является очевидной (как это имеет место при ничтожности сделки).¹Концепция реформирования гражданского законодательства Российской Федерации / Вступ. статья А. Л. Маковского. М.: Статут, 2009. С. 32.²Рудоквас А. Д. Спорные вопросы учения о приобретательной давности: монография. М., 2011. С. 72.³См., например: Бевзенко Р. С. Государственная регистрация прав на недвижимое имущество: проблемы и пути решения // Вестник гражданского права. 2011. № 5–6. СПС «КонсультантПлюс»; Осипов Г. С., Толстухин М. Е. Реформа Гражданского кодекса и оборот недвижимости // Вестник ВАС РФ. 2013. № 1.

В пункте 52 постановления № 10/22, в частности, указано следующее: «Оспаривание зарегистрированного права на недвижимое имущество осуществляется путем предъявления исков, решения по которым являются основанием для внесения записи в ЕГРП [Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ним]. В частности, если в резолютивной части судебного акта решен вопрос о наличии или отсутствии права либо обременения недвижимого имущества, о возврате имущества во владение его собственника, о применении последствий недействительности сделки в виде возврата недвижимого имущества одной из сторон сделки, то такие решения являются основанием для внесения записи в ЕГРП.

В то же время решение суда о признании сделки недействительной, которым не применены последствия ее недействительности, не является основанием для внесения записи в ЕГРП».

Последнее предложение привлекает пристальное внимание. Когда суд, признав сделку недействительной, не применяет последствия ее недействительности? Во-первых, когда такие требования не заявлены. (Требовать признания сделки недействительной может заинтересованное лицо, а если сделка исполнена, то заинтересованность в признании ее недействительной, по общему правилу, связывается с восстановлением первоначального положения, то есть требует применения последствий недействительности. Поэтому если истец не заявляет требование о реституции, то в иске о признании сделки недействительной ему может быть отказано по мотиву отсутствия субъективной заинтересованности. Весьма неоднозначные подходы нашей практики, включая практику Президиума ВАС РФ, по этому вопросу в данной работе мы оставим без внимания. — Прим. авт.) Во-вторых, когда требование о реституции оказалось задавнено (ответчик заявил о применении исковой давности по требованию о восстановлении сторон сделки в первоначальное положение, и данное заявление признано обоснованным). В-третьих, когда основанием для отказа в требовании о применении последствий недействительности сделки послужило признание приобретателя добросовестным и в силу статей 223 и 302 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) приобретшим право собственности (см. пункт 35 постановления № 10/22). В первом и втором случаях лицо, право которого зарегистрировано в реестре, сохраняет владение спорным объектом недвижимости, но сам титул опорочен, ибо если сделка оказалась недействительной, то и переход права по ней не состоялся. Является ли такой ответчик по иску о признании сделки недействительной и о реституции, в том числе воспользовавшийся ссылкой на давность, собственником? Ответ кажется очевидным и отрицательным: если сделка, направленная на перенос права, недействительна, то ответчик не приобрел право собственности. Однако согласно указанию постановления № 10/22 регистрационная запись сохраняется без изменения. Является ли она в таком случае доказательством права ответчика на вещь? Может быть, она свидетельствует о чем-то ином, но не о праве собственности? Не превратил ли процитированный пункт постановления № 10/22 государственный реестр в реестр прав и владений (или чего-то подобного, но только не права)? Другими словами, не может не возникнуть вопрос: как следует воспринимать регистрационную запись, относительно которой известно, что основание ее внесения недействительно, имеет ли она силу?

Приведенная позиция высших судебных инстанций вызывает к жизни ряд вопросов, касающихся как действий государственного регистратора, так и восприятия субъектами гражданского оборота такой регистрационной записи, а также ее доказательственного и легитимирующего значения в гражданском судопроизводстве:

1. Следует ли из данной позиции, что регистрационная запись «зависит» от соответствующего правопроизводящего фактического состава только на этапе ее внесения (ибо, прежде чем внести регистрационную запись, государственный регистратор осуществляет правовую экспертизу представленных на регистрацию документов (статья 13 Закона о государственной регистрации)), а после внесения «отрывается» от него, становится автономной от него и порождает право сама по себе, независимо от этого состава?
2. Какими должны быть действия государственного регистратора, когда на регистрацию будет подано заявление о регистрации перехода права на объект, отчуждатель которого является собственником только по реестру, но действительных оснований приобретения права у него нет (или во всяком случае указанные в реестре основания недействительны, о чем есть имеющее окончательную силу суждение суда)?
3. В качестве добросовестного или недобросовестного следует квалифицировать приобретателя недвижимой вещи, который пошел на совершение сделки, зная о том, что регистрационная запись на имя продавца не имеет основания, но при этом не погашена?
4. Какое значение в судебном процессе имеет регистрационная запись, основанная на сделке (акте), признанной судом недействительной?

Представляется, что без решения вопроса о взаимном отношении и влиянии регистрационной записи и основания ее внесения невозможно определить не только содержание принципа публичной достоверности (если следовать за Концепцией реформирования гражданского законодательства — содержание принципа презумпции достоверности регистрационной записи), но всех правил функционирования системы государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним в целом, а также выстроить стройную систему средств и способов защиты прав и интересов участников гражданского оборота.

Комментируя пункт 52 постановления № 10/22, К. И. Скловский отмечает, что предложенное решение «совершенно верно. В комментарии к пункту 13 постановления было показано, что само по себе признание сделки о недвижимом имуществе недействительной еще не означает, что приобретатель не может получить права собственности на приобретенное имущество, требуется еще и изъять имущество из владения такого приобретателя»⁴. Действительно, комментируя пункт 13 постановления, в котором раскрывается механизм применения пункта 2 статьи 223 ГК РФ, уважаемый исследователь поясняет, что «эффект нормы пункта 2 статьи 223 ГК РФ (несмотря на то что авторы соответствующего проекта имели в виду, видимо, иное — повышение значения регистрационных записей о праве) состоял прежде всего в том, что теперь одного лишь выявления недействительности сделки об отчуждении вещи уже недостаточно для возврата вещи бывшему собственнику: добросовестность, как уже говорилось, сама собой предполагает недействительность сделки приобретения. Именно поэтому, в частности, в пункте 52 постановления подчеркивается, что признание судом сделки недействительной без применения последствий недействительности не является основанием для изменения записи о праве на недвижимое имущество в ЕГРП. Теперь нужно, кроме установления недействительности сделки, еще и добиться изъятия вещи в порядке виндикации»⁵.⁴Скловский К. И. Комментарий к постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 года № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (постатейный). М.: Статут, 2011. СПС «КонсультантПлюс».⁵Там же.

К сожалению, устанавливая взаимосвязь правовых позиций, изложенных в пунктах 13 и 52 постановления № 10/22, К. И. Скловский не указал, нужно ли внести изменение в ЕГРП в части основания возникновения права за лицом, сделка которого по приобретению объекта недвижимости была признана недействительной, но и в иске об истребовании объекта из владения которого было отказано по основанию его добросовестности (необходимо ли заменить в качестве основания записи сделку на сложный юридический состав статьи 302 ГК РФ?). Если такое изменение все же необходимо, то означает ли это, что до его внесения регистрационная запись не является свидетельством принадлежности права, ибо не имеет основания? Впрочем, в комментарии К. И. Скловского рассмотрен лишь один случай признания сделки — основания регистрации — недействительной — взаимосвязь такой недействительности и последствий установления добросовестности приобретателя по сделке для применения статей 223 и 302 ГК РФ, однако ситуации, когда сделка признана недействительной, а вопрос о добросовестности либо не может быть поставлен, либо не исследовался, являются значительно более разнообразными.

Не вдаваясь в обширную дискуссию об основании приобретения права собственности добросовестным приобретателем от неуправомоченного отчуждателя (о том, каково это основание — сложный юридический состав, предусмотренный статьей 302 ГК РФ, или сделка, недействительность которой исцеляется добросовестностью приобретателя⁶) и о механизме действия пункта 2 статьи 223 ГК РФ, сосредоточимся на обозначенном вопросе о том, как следует воспринимать сохраненную регистрационную запись, основание внесения которой признано недействительным (и при этом добросовестность приобретателя не устанавливалась соответствующим судебным решением). (Дополнительно отметим, что согласно концепции А. Д. Рудокваса добросовестность приобретателя исцеляет недействительность сделки по приобретению вещи от неуправомоченного отчуждателя и пункт 2 статьи 223 ГК РФ означает, что добросовестный приобретатель приобретает право собственности на основании действительной сделки. К. И. Скловский, напротив, отрицает возможность исцеления ничтожной сделки добросовестностью приобретателя и полагает, что пункт 2 статьи 223 ГК РФ предусматривает возникновение права собственности у добросовестного приобретателя на основании сложного юридического состава, закрепленного в статье 302 ГК РФ. Как мы уже указали, мы не станем погружаться в существо данной дискуссии и лишь отметим, что споры о признании сделок недействительными остаются самостоятельной категорией споров, а таковое признание, как это и следует из постановления № 10/22, может иметь место безотносительно к выяснению вопроса о добросовестности приобретателя. — Прим. авт.)⁶Детальный разбор точек зрения по данному вопросу см.: Рудоквас А. Д. Указ. соч. С. 61–87.

Игнорировать судебное решение, которым сделка признана недействительной, очевидно невозможно, в свою очередь наличие такого решения рождает конфликт между декларируемой регистрационной записью принадлежности права и наличием судебной констатации отсутствия основания его приобретения.

К сожалению, высшие суды не дали пояснений, как же нужно воспринимать такую регистрационную запись. Но исследуемая позиция обозначила принципиальный тренд на придание ей (записи) самостоятельного значения, не опирающегося на действительность основания ее внесения.

Этот подход получил развитие в дальнейшей судебной практике, в частности в постановлении Президиума ВАС РФ от 24.05.12 № 17802/11.

Опуская не имеющие значения для настоящего комментария детали, кратко изложим существо дела. 

Отменяя решение суда первой инстанции и поддержавшее его постановление суда кассационной инстанции, Президиум ВАС РФ сформулировал две правовые позиции: первую — по вопросу о значении регистрационной записи, вторую — по вопросу о значении приговора и установленных в нем обстоятельств для вывода о выбытии имущества помимо воли истца. Наше внимание в настоящей работе привлекает первая позиция.

Воспроизведем ее полностью:

«Государственная регистрация является единственным доказательством существования зарегистрированного права. Зарегистрированное право на недвижимое имущество может быть оспорено только в судебном порядке (пункт 1 статьи 2 Федерального закона от 21.07.97 № 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним») посредством оспаривания оснований возникновения (регистрации) права (сделки, ненормативного акта и т. д.).

Императивная формулировка названной нормы об оспаривании зарегистрированного права только в судебном порядке означает, что исковое заявление об оспаривании зарегистрированного права должно содержать требование о признании недействительными сделки или ненормативного акта (иного основания возникновения права) независимо от того, является сделка ничтожной или оспоримой, а ненормативный акт — не соответствующим закону (статья 13 ГК РФ).

Право собственности общества «ТД «Отрада» на объект недвижимости... было зарегистрировано правительством города Москвы 09.12.95, Комитетом по управлению имуществом города Москвы 15.12.97 (свидетельство серии Б № 005006, выданное на основании распоряжения Комитета по управлению имуществом города Москвы от 16.11.95 № 2841-р и заключенного в его исполнение договора купли-продажи от 06.12.95 № 7384).

Требования о признании недействительными упомянутых распоряжения собственника имущества и сделки купли-продажи ни в рамках настоящего дела, ни в самостоятельном порядке в суд не заявлялись.

При таких обстоятельствах следует признать, что право собственности общества «ТД «Отрада» на спорное имущество возникло в 1995 году».

Данное постановление содержит оговорку о возможности пересмотра по новым обстоятельствам судебных актов со схожими фактическими обстоятельствами, то есть имеет прецедентный характер. В свою очередь применение прецедентных актов высшего суда требует выявления и формулирования заключенной в них правовой позиции, которая и определяет дальнейшее развитие практики. Попробуем сделать это.

Итак, истец по виндикационному иску должен доказать наличие права собственности. Является ли таким доказательством только сама регистрационная запись или истец обязан сообщить суду и представить в материалы дела соответствующие доказательства основания возникновения у него права собственности, ранее послужившие основанием для регистрации за ним права? Другими словами, когда истец считается выполнившим бремя доказывания своего права — когда представил выписку из реестра или когда вместе с ней представил и документы — основания регистрации?

Воспроизводя содержание статьи 2 Закона о государственной регистрации, Президиум ВАС РФ — в русле современной практики — дополнил ее указанием на то, что оспаривание зарегистрированного права осуществляется «посредством оспаривания оснований возникновения (регистрации) права (сделки, ненормативного акта и т. д.)». Следовательно, ответчик, которому должна быть гарантирована реальная доступность судебной защиты, а таковую Президиум связал с оспариванием оснований возникновения (регистрации) права за истцом, должен располагать возможностью предъявления соответствующего иска, которая появится у него только после представления истцом в материалы дела правоустанавливающих документов. Данная констатация, однако, не отвечает на вопрос о том, должен ли истец всегда представлять вместе с выпиской из реестра такие документы, или он должен это сделать исключительно по требованию ответчика. Рискнем предположить, что по смыслу правовой позиции Президиума ВАС РФ бремя доказывания титула истец выполняет одним только представлением доказательств совершения государственной регистрации права, а документы-основания представлять если и должен, то только в ответ на ходатайство ответчика. Такой вывод позволяет сделать указание Президиума на то, что пока регистрационная запись не оспорена, она считается достаточным доказательством существования права, подтверждать ее правоустанавливающими документами нет необходимости. 

В комментируемом деле, возражая против иска, ответчик заявил суду, что истец не приобрел право собственности в силу того, что совершенная в 1995 году сделка приватизации является ничтожной. Данный факт не опровергнут ни судами первой, апелляционной и кассационной инстанций, ни Президиумом ВАС РФ. Однако высшая инстанция сделала вывод, что иск подлежит удовлетворению только потому, что «требования о признании недействительными упомянутых распоряжения собственника имущества и сделки купли-продажи ни в рамках настоящего дела, ни в самостоятельном порядке в суд не заявлялись». Таким образом, регистрационная запись сделала истца надлежащей стороной виндикационного процесса, несмотря на то что для всех участников спора очевидно, что основание этой записи ничтожно. В стремлении создать полноценное обоснование этой позиции, Президиум «превратил» ничтожные сделки, опосредующие переход права на объект недвижимости, в оспоримые, прямо указав, что исковое заявление об оспаривании зарегистрированного права должно содержать требование о признании недействительной сделки независимо от того, является сделка ничтожной или оспоримой. Регистрационная запись, таким образом, «защищает» ничтожную сделку от судебной констатации такой ничтожности в отсутствие специального иска, что и позволяет говорить о «превращении» ничтожной сделки с объектом недвижимости в оспоримую. Соответствие данного вывода ГК РФ читатель может оценить, полагаем, самостоятельно.

Наконец, обращает внимание резюмирующее утверждение Президиума ВАС РФ: «При таких обстоятельствах следует признать, что право собственности общества «ТД «Отрада» на спорное имущество возникло в 1995 году». Нельзя не отметить, что данное предложение сконструировано исключительно неудачно. Право собственности у истца либо есть, либо его нет, либо возникло у него, либо не возникло, во всяком случае в виндикационном процессе суд должен констатировать его применительно к имеющимся в деле доказательствам как в действительности истцу принадлежащее. Выражение «при таких обстоятельствах» наводит на мысль, что в действительности у истца права собственности нет (впрочем, к другому выводу прийти при наличии установления судом ничтожности сделки приватизации невозможно), оно констатировано «принадлежащим» ему не на самом деле, а только «при таких обстоятельствах». А сами эти обстоятельства сводятся даже не к неизвестности того, имеет ли силу факт — основание приобретения права собственности истцом (о нем-то как раз известно, что он ничтожен), а только лишь к отсутствию иска об оспаривании зарегистрированного права и сделки, лежащей в основании акта государственной регистрации.

В процессуальном отношении анализируемая правовая позиция заставляет поставить вопрос о возможностях для ответчика возражать против виндикационного иска, точнее о процессуальных формах, в которых он может выставить такое возражение. По сути Президиум оставил ответчику только одну возможность — предъявление встречного иска. Само по себе такое положение не является чем-то исключительным, современному процессу известны возражения ответчика против иска, которые могут быть заявлены не иначе как в форме встречного иска (наиболее типичным примером является возражение о недействительности сделки по основаниям оспоримости). Однако последовательная реализация анализируемой правовой позиции применительно к защите ответчика против виндикационного иска вызывает ряд существенных возражений следующего порядка. 

Общепринято, что иск является средством защиты нарушенного или оспоренного права. Понятие надлежащего истца традиционно связывается с наличием субъективной заинтересованности к удовлетворению иска, другими словами, истец должен доказать, что его права или интересы будут восстановлены или получат иную защиту в результате удовлетворения иска. Субъективная заинтересованность должна иметь материально-правовой характер. Сказанное справедливо и для встречного иска.

В отличие от встречного иска, удовлетворение которого обеспечивает защиту прав ответчика (истца по такому иску) независимо от судьбы основного иска, возражения ответчика против иска, которые могут носить как материальный, так и процессуальный характер, направлены лишь к обеспечению победы в процессе, к тому, чтобы обессилить исковую претензию истца.

Соответственно, заявляя иск об оспаривании зарегистрированного права, ответчик по общему правилу должен преследовать цель защиты своего нарушенного права. Однако если такой иск является единственной формой выставления возражений о том, что истец является ненадлежащим, то за ним нет никакого субъективного права ответчика, которое он стремится защитить. Собственно, виндикационный иск предъявляется к владеющему несобственнику, к лицу, у которого нет права на спорную вещь, но все же заявить такой иск может только настоящий (!) собственник. Незаконно владеющий ответчик если и должен уступить притязанию об отобрании вещи, то только притязанию того лица, которое в действительности (!) является собственником, а не любого лица. (Обороты «настоящий» собственник и «действительный» собственник, которые мы подчеркнули, нельзя признать удачными, собственник либо является таковым, либо нет, мы прибегаем к ним исключительно в силу необходимости, порожденной двусмысленностью позиции высшего суда. По нашему мнению, запись, внесенная на ничтожном основании, не «создает» права собственности, поэтому лицо, являющееся собственником согласно данным реестра, но не имеющее законного основания приобретения права, не может быть квалифицировано в качестве собственника, оно является собственником «ненастоящим», «собственником по реестру». — Прим. авт.) Но если у ответчика по виндикационному иску нет права на вещь, то ему нечего защищать иском об оспаривании государственной регистрации права за истцом, ибо такая регистрация, независимо от того, законной или незаконной она является сама по себе, прав ответчика не нарушает. Если так, то и получить удовлетворение по такому встречному иску ответчик не может, а это означает, что победа по виндикационному иску будет присуждена ненадлежащему истцу. И произойдет это только потому, что ответчик лишен адекватных инструментов защиты — заявить возражение о том, что истец ненадлежащий, он не может, так как таковое требует облечения в форму встречного иска, а выиграть встречный иск не может потому, что оспариваемая регистрация не нарушает его прав на вещь ввиду отсутствия таковых. 

В современной литературе, посвященной возможному внедрению в гражданское законодательство владельческой защиты, популярны примеры о защите владения лиц, укравших вещь. Используем этот «образ» в нашем анализе. Предположим, что истец по виндикационному иску украл спорную недвижимость с использованием подложных документов, на основании которых зарегистрировал право собственности, а ответчик в свою очередь украл спорный объект у истца и также зарегистрировал свое право (например украл с использованием тех приемов, которые применил директор общества «ТД «Отрада» в рассматриваемом деле). Сможет ли ответчик выиграть иск об оспаривании государственной регистрации права за истцом и тех сделок, которые послужили основанием для этой регистрации, если у него самого никакого права на вещь нет, ибо он также ее украл? Исходя из традиционных представлений о том, что субъективная заинтересованность к иску должна носить материально-правовой характер, необходимо сделать вывод, что ответчик проиграет встречный иск. В свою очередь это означает, что истец, который в действительности тоже не является собственником, ибо государственная регистрация права на его имя осуществлена на ничтожном основании, выиграет виндикационный процесс только потому, что ответчик лишен адекватного инструмента защиты. Если бы ответчику было достаточно возражать против иска, указывая, что основания приобретения права истцом ничтожны, то виндикационное требование было бы отклонено.

Как следует из текста постановления Президиума ВАС РФ, встречным иском, которым ответчик должен защищаться против виндикационного притязания, должен быть иск о признании сделки купли-продажи и государственной регистрации права на имя истца недействительными. Помимо полного отсутствия у ответчика материально-правовой заинтересованности к оспариванию сделок истца, совершенных в 1995 году (то есть за восемь лет до приобретения спорного объекта ответчиком и потому заведомо не могущих нарушать его права), нельзя не задаться вопросом о применении исковой давности к указанному требованию. Если факты — основания государственной регистрации (сделки, акты государственных органов и т. д.) изначально не могли нарушать право ответчика, то у него не было и повода оспаривать их в суде ранее, чем к нему был предъявлен виндикационный иск. Можно ли говорить о том, что исковая давность по данному требованию начала течение для ответчика после возбуждения в суде виндикационного процесса? Не нуждается в специальном обосновании утверждение о том, что подобное допущение расходится с правилами, предусмотренными в статьях 181, 200 ГК РФ.

Если же исходить из того, что ничтожность сделки не подлежит действию давности, поэтому требование о признании сделки приватизации 1995 года недействительной должно быть удовлетворено, даже если оно заявлено в качестве встречного в виндикационном процессе в 2012 году, то требование о реституции, несомненно, задавнивается. В ситуации, когда суд откажет в применении последствий недействительности ничтожной сделки, согласно абзацу третьему пункта 52 постановления № 10/22 (с его воспроизведения мы начали настоящее исследование) государственная регистрация будет сохранена, а это означает, что истец выиграет виндикационный процесс, несмотря на то что ответчик добился признания сделки — основания возникновения права собственности истца — недействительной. С материальной точки зрения такой итог процесса выглядит, мягко говоря, парадоксальным, с процессуальной — неконституционным, ибо означает, что ответчик лишен инструментов защиты против виндикационного иска.

Возможно, ответчику следовало бы воспользоваться в качестве встречного иском о признании права отсутствующим, предусмотренным абзацем четвертым пункта 52 постановления № 10/22. Однако вчитаемся в этот пункт внимательнее: «В случаях, когда запись в ЕГРП нарушает право истца (курсив наш. — М. Ш.), которое не может быть защищено путем признания права или истребования имущества из чужого незаконного владения (право собственности на один и тот же объект недвижимости зарегистрировано за разными лицами, право собственности на движимое имущество зарегистрировано как на недвижимое имущество, ипотека или иное обременение прекратились), оспаривание зарегистрированного права или обременения может быть осуществлено путем предъявления иска о признании права или обременения отсутствующими». Начало процитированного положения не оставляет сомнений в том, что данным иском защищается нарушенное право, то есть его удовлетворение требует материально-правовой заинтересованности, каковой истец по встречному иску не обладает. В самом деле, какое право ответчика по виндикационному иску в комментируемом деле, возникшее, согласно данным ЕГРП в 2003 году, нарушает регистрация права собственности на имя истца на основании сделок, совершенных в 1995 году? Вопрос риторический...

Обращаясь к вопросу о применении исковой давности при рассмотрении иска о признании права отсутствующим, отметим, что данный иск как отрицательный иск о признании вообще не подлежит действию давности. С этой точки зрения именно такой способ защиты в наибольшей степени подходит для выставления ответчиком возражения против виндикационного требования. Труднообъяснимо, почему Президиум полагает, что надлежащим инструментом защиты интересов ответчика должен являться иск о признании сделки или ненормативного акта недействительным, а не о признании права отсутствующим. Скорее всего, над обозначенными в настоящей статье вопросами высокий суд не задумался.

Перечень противоречий, рожденных анализируемой правовой позицией, можно продолжать. Попробуем найти ей оправдание.

Возможно, решение проблемы Президиум ВАС РФ видит в том, чтобы допустить существование процессуальной заинтересованности к иску. В таком случае обосновывая встречное требование об оспаривании зарегистрированного права истца и сделки, положенной в основу регистрации, ответчику достаточно указать, что встречный иск направлен на создание условий для признания истца ненадлежащим субъектом виндикационного требования, и только. На вопрос: «Какое ваше право нарушает государственная регистрация права собственности за истцом?» — ответчик уверенно сможет ответить: «Никакого! У меня вообще нет права на эту вещь, но и у него (истца) тоже нет никакого права, поэтому я и прошу удовлетворить мой иск»; и такой ответ должен быть достаточным для суда. В результате признание государственной регистрации права на имя истца и положенной в ее основание сделки недействительными не будет являться актом защиты нарушенного права, а будет лишь результатом осуществления процессуальной защиты, обоснования того, что истец является ненадлежащим.

Что касается исковой давности, то иски, основанные на процессуальной заинтересованности, видимо, действию давности не подлежат, независимо от характера заявленных в них требований.

Действительно ли Президиум ВАС РФ имел в виду допустить процессуальную заинтересованность к удовлетворению иска как самостоятельное условие такого удовлетворения при отсутствии материальной заинтересованности? Представляется, что сформулированная правовая позиция появилась, как это, увы, нередко случается в последнее время, наспех. Преследуя благую цель «повышения значения регистрационных записей о праве» (К. И. Скловский), Президиум попутно упразднил возможность защищаться против иска возражением о том, что истец является ненадлежащим, установив для данного возражения единственную форму его заявления — иск. 

С подобной правовой позицией согласиться нельзя как с материально-правовых, так и с процессуальных позиций.

Что касается материально-правовых возражений, то комментируемое постановление обращает внимание на следующее. Сложившаяся (или, точнее, складывающаяся) система способов защиты права, нарушенного внесенной в ЕГРП записью (виндикационный иск, иск о признании сделки недействительной и применении последствий ее недействительности, иск о признании права, иск о признании права отсутствующим и др. — см. пункты 52–59 постановления № 10/22), представляет собой систему исков, направленных на защиту права, возникшего до внесения оспариваемой записи (либо вообще не отраженного в реестре, либо зарегистрированного ранее и нарушенного оспариваемой записью). В начале настоящей статьи мы упомянули значительную роль постановления № 10/22 во внесении определенности в решение этого вопроса. Но, повторим, это иски, заключающие требование о признании недействительной регистрационной записи, нарушающей право, возникшее до внесения этой записи. Одним из них — виндикационным — и воспользовался истец в рассматриваемом деле, что не вызывает никаких возражений. Что же касается иска, направленного на отрицание записи, внесенной в реестр до появления титула у истца (в комментируемом деле истца по встречному иску), то такого способа защиты ни закон, ни практика пока не знают. Поэтому прежде всего суду надзорной инстанции следовало ответить на вопрос, почему в действующем гражданском праве должен существовать способ защиты прав собственника (согласно данным ЕГРП), направленный на опровержение титула, внесенного в реестр ранее, чем его титул, каковы условия его использования (включая содержание субъективной заинтересованности, исковую давность, формулировку просительного пункта, бремя доказывания и т. п.). Этот способ защиты принципиально отличается от существующих, ибо предшествующие записи не могут нарушать право последнего собственника, во всяком случае они не могут нарушать его так же, как нарушает последующая запись ранее возникшее право. Если вообще можно говорить о нарушении в данном случае, то это совершенно иное по природе нарушение, которое требует специального способа защиты. Распространение подходов, выработанных для защиты права собственности от его нарушения последующей записью в ЕГРП, на рассматриваемую ситуацию является досадной и поспешной натяжкой. Если и согласиться с принципиальной позицией высшей судебной инстанции о запрете отрицать зарегистрированное право иным образом, кроме предъявления иска (автору настоящей статьи она не представляется безукоризненной), то необходимо было описать существо этого иска, подлежащего использованию в подобной ситуации. Подчеркнем: она требует нового, другого способа защиты, ранее известные способы здесь работать не смогут.

Процессуальные возражения касаются оценки правового положения ответчика в виндикационном процессе и сводятся к следующему.

Во-первых, она (правовая позиция) означает, вопреки тексту постановления Президиума, что «в самостоятельном порядке» (то есть в отдельном процессе) ответчик такой иск заявить не сможет, ибо процессуальная заинтересованность существует только при его предъявлении в качестве встречного. (Это означает, помимо прочего, что в рассмотренном Президиумом деле ответчик, не знавший о необходимости предъявления иска об оспаривании права истца в качестве встречного, что не помешало ему выиграть процесс в судах первой и кассационной инстанций на основании доказанности ничтожности сделки приватизации 1995 года, уже не сможет воспользоваться правовой позицией Президиума и предъявить такой иск в отдельном процессе. Оставляя без изменения постановление суда апелляционной инстанции и не передавая дело на новое рассмотрение, Президиум полностью лишил ответчика возможностей судебной защиты в соответствии со сформулированной правовой позицией. Другими словами, не предъявив иск в качестве встречного, ответчик утрачивает возможность его предъявления навсегда. В этом отношении анализируемое постановление Президиума ВАС РФ привело к грубому нарушению прав ответчика и представляет собой пример откровенно неаккуратного отношения к полномочиям суда надзорной инстанции. Подчеркнем: постановление носит прецедентный характер, следовательно, до его принятия практика была иной, а ее правильное «направление» появилось только с момента опубликования полного текста комментируемого постановления на сайте ВАС РФ. Следовательно, ошибки, допущенные ответчиком, являются извинительными, и ему должна была быть предоставлена возможность их исправить. — Прим. авт.)

Во-вторых, «внедрение» в современный процесс исключительно «процессуальных исков» (при всей неудачности этого выражения мы вынуждены к нему прибегнуть для того, чтобы противопоставить «обычные» иски, направленные на защиту материальных прав и интересов, искам, которыми защищаются только процессуальные интересы) требует глубокого исследования этого феномена и обоснования пределов, в которых они могут использоваться. Вводить подобные средства защиты только по соображениям усиления авторитета регистрационных записей недопустимо. Субъективная заинтересованность была и останется ключевым понятием современного процесса, основанием решения важнейших вопросов (надлежащая сторона, бремя доказывания, злоупотребление материальным и процессуальным правом, соотношение возражений и встречного иска как средств защиты ответчика, условия удовлетворения иска и т. д.), и она традиционно связывается с материальным правом. Без раскрытия понятия «процессуальная заинтересованность» хотя бы применительно к обсуждаемой ситуации Президиум не мог решать вопрос о том, что единственным надлежащим инструментом защиты ответчика является встречный иск.

В-третьих, анализируемая правовая позиция грубо нарушает принцип процессуального равноправия и состязательности. Она основана на придании исключительного легитимирующего и доказательственного значения первой регистрационной записи. Если последующая запись может нарушать право, воплощенное в первой по времени записи, и поэтому всегда можно доказать наличие заинтересованности к ее оспариванию, то первая по времени запись никогда не может нарушать право, внесенное в реестр позднее, соответственно она становится «забронированной» от оспаривания. Это означает, что ответчик лишен важнейшего инструмента защиты против виндикационного притязания — оспаривания принадлежности права собственности истцу, а истец всегда автоматически признается надлежащим, если может сослаться на наличие в реестре регистрационной записи на свое имя. (Возможно, идея, которой руководствовался Президиум ВАС РФ, состояла в том, что в конфликте двух незаконных записей всегда должна выигрывать ранее внесенная. Предположительная логика проста — если права нет у истца, то его не может быть и у ответчика, запись на имя которого внесена в реестр позднее. Но это означает, что истец получает победу не в виндикационном процессе, а в процессе, основанном на статье 234 ГК РФ, как владелец для давности, но это уже другой иск и другие условия его удовлетворения, подлежащие специальному установлению; в рассмотренном деле иск все же был удовлетворен как виндикационный. С другой стороны, нельзя исключить ситуаций, когда ответчик получил право от истинного собственника (например в анализируемом деле спорный объект через цепочку различных юридических фактов мог вернуться к публичному собственнику (город федерального значения Москва), и ответчик приобрел его у него законным образом, с соблюдением законодательства о приватизации и т. п.). В этом случае ответчик является действительным (а не только реестровым) собственником и имеет защиту и от требований давностного владельца. Но почему он должен оспаривать запись, совершенную на имя давностного владельца раньше, чем зарегистрировано право ответчика, только путем предъявления иска, так и остается неясным. — Прим. авт .) Само по себе наличие у регистрационной записи легитимирующего и доказательственного значения возражений не вызывает, но определение их пределов и содержания требует серьезного обоснования, и они во всяком случае не должны находиться в конфликте с конституционными принципами правосудия, напротив, должны быть «вписаны» в них.

В-четвертых, из императивной формулировки статьи 2 Закона о государственной регистрации об оспаривании зарегистрированного права в судебном порядке отнюдь не следуют процессуальные инструменты такого оспаривания. Конечно, наиболее типичным таким  инструментом является иск. Но из этой статьи не вытекает запрет оспаривания зарегистрированного права в судебном порядке в форме возражений на иск. Оспаривание ответчиком фактов активной легитимации истца к процессу путем заявления возражений тоже является оспариванием зарегистрированного права и именно в судебном порядке.

Принципиально важно отметить, что аннулирование государственной регистрации, требующее искового заявления об этом, необходимо для восстановления статус-кво, то есть для восстановления права, воплощенного в предыдущей записи (другими словами, для виндикации), либо для защиты права, еще не внесенного в реестр, и соответственно для создания условий к его регистрации. Но для сохранения статус-кво (то есть для воспрепятствования виндикации) должно быть достаточно возражений об отсутствии права у истца. Внесения изменений в реестр в этом случае не требуется, ибо предыдущие записи о принадлежности права лицам, которые на текущий момент собственниками не являются, уже не затрагивают ничьих прав и на оборот недвижимости непосредственно не влияют. Поэтому и нет интереса в признании этих записей недействительными.

Наконец, самое главное. Публичную достоверность реестра традиционно связывают с защитой прав приобретателя, добросовестно положившегося на данные реестра при совершении сделки с отчуждателем, право которого зарегистрировано. Не вдаваясь в дискуссию о том, полностью ли реестр освобождает приобретателя от необходимости проверять законность внесенного титула для того, чтобы быть признанным добросовестным (по мнению, например, Р. С. Бевзенко, необходим дифференцированный подход к гражданам и коммерсантам, к последним можно предъявить требование изучения правоустанавливающих документов⁷), отметим, что впредь до однозначного решения вопроса о значении регистрационной записи в указанном аспекте невозможно допускать сохранение в ЕГРП регистрационной записи, опирающейся на недействительное основание, о чем имеется властное суждение суда. Воспринимать как собственника лицо, о котором достоверно известно, что право собственности оно не приобрело, и сохранять государственную декларацию о признании этого «права» невозможно и недопустимо. Мало что столь сильно способно подорвать стабильность оборота, да и представления о законности, как порождение подобной двусмысленности — наличие в реестре записи, не имеющей основания. ⁷Бевзенко Р. С. Указ. соч. Критику существующих взглядов на содержание публичной достоверности см. также: Рудоквас А. Д. Указ. соч. С. 70–78.

Что же касается разрешения судебных споров, то удовлетворение судом виндикационного иска одновременно с констатацией того, что право истца возникло из ничтожной сделки, как это сделал Президиум ВАС РФ в комментируемом деле, представляет собой насилие над самой природой судебной власти. Оправдать решение высшей судебной инстанции можно, только если допустить, что подобным образом в наше гражданское право введена своего рода владельческая защита права собственности на недвижимость — наличие регистрационной записи легитимирует истца требовать восстановления владения, даже если запись порочна. Нет необходимости говорить о том, что к подлинной владельческой защите изложенное никакого отношения не имеет. 

Возвращаясь к поставленным в начале настоящей статьи вопросам, отметим, что по действующему закону регистрационная запись имеет силу, только если она опирается на действительное основание. Будучи актом признания государством права, она «зависит» в своей действительности от действительности правопроизводящего фактического состава, послужившего основанием для такого признания. Если состав ничтожен, то нет и не было права, признание которого в ней воплощено, значит утрачивает силу и это признание. Не может сохранять значение акт признания права, о котором известно, что оно было ложным. Очевидно, что действия регистратора сами по себе, в отрыве от фактов — оснований регистрации — не могут порождать право.

Что касается действий регистратора, рассматривающего заявление о регистрации перехода права по сделке, совершенной отчуждателем, в отношении которого в реестре присутствует регистрационная запись, основанная на недействительном юридическом факте, о чем состоялось решение суда, то единственное возможное действие, которое может и должен совершить регистратор, — это отказать в регистрации. В противном случае ни о какой достоверности регистрационной записи не может быть и речи. Если регистратор знает о том, что передаваемого права нет, он не может осуществить его перенос. Иное решение означает, что вместо стабильности оборота подобная регистрационная деятельность подрывает его.

Наконец, при рассмотрении споров в порядке гражданского судопроизводства нужно исходить из следующего. Действующее законодательство не знает иска об оспаривании лицом, последним внесенным в ЕГРП в качестве собственника объекта недвижимости, зарегистрированного права, внесенного в реестр ранее. Положение статьи 2 Закона о государственной регистрации о том, что зарегистрированное право оспаривается только в судебном порядке, следует воспринимать как относящееся к праву, внесенному в реестр на момент оспаривания, являющемуся «текущим» правом. Отрицание последнего внесенного в ЕГРП права действительно требует только иска. (Отдельного обсуждения заслуживает вопрос о том, исключает ли порочность основания регистрации права наличие у стороны процесса права доказывать существование другого основания его возникновения. Мы даем на него положительный ответ — лицо, право которого внесено в реестр на недействительном основании, вправе доказывать возникновение права по иным основаниям всеми допустимыми средствами доказывания (абзац третий пункта 36 постановления № 10/22). — Прим. авт.) Но это не умаляет права (и обязанности) суда оценивать правомерность ранее внесенных в реестр регистрационных записей при отсутствии иска об их оспаривании со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая обеспечение ответчику адекватных механизмов судебной защиты.