Интерес к институту субсидиарной ответственности, предусмотренному Федеральным законом от 26.10.02 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве), в последние годы вырос многократно.
Настоящая статья посвящена одному необычному вопросу о возможности предъявления требования к наследникам контролирующего должника лица на основании правил о субсидиарной ответственности, предусмотренных главой III.2 Закона о банкротстве. * Высказанные в настоящей статье суждения являются личным мнением автора и могут не совпадать с позицией адвокатского бюро «Прайм Эдвайс».
Данная проблема уже стала возникать на практике, но пока не получила освещения в теории. Выводы, содержащиеся в настоящей статье, во многом носят дискуссионный характер*, и ставить точку в этом сложном и чувствительном вопросе рано.
Главой III.2 Закона о банкротстве определены по сути два вида субсидиарной ответственности контролирующего должника лица:
- субсидиарная ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов (статья 61.11);
- субсидиарная ответственность за неподачу (несвоевременную подачу) заявления должника о собственном банкротстве (статья 61.12).
Возникает вопрос: какова судьба требования о привлечении к субсидиарной ответственности в случае смерти лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности?
Возможно ли предъявление такого требования к наследникам умершего лица в порядке правопреемства и если да, то от чего зависит такая возможность?
Анализ судебной практики показывает, что в настоящий момент в случае смерти контролирующего лица суды склонны прекращать производство по обособленному спору о привлечении к субсидиарной ответственности. При этом суды основываются на пункте 6 части 1 статьи 150 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее – АПК РФ) 1, в соответствии с которым арбитражный суд прекращает производство по делу, если установит, что после смерти гражданина, являющегося стороной в деле, спорное правоотношение не допускает правопреемства. 1 Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации от 24.07.02 № 95-ФЗ.
Далее приведены примеры судебных актов с выдержками из их мотивировочной части. (Некоторые из представленных дел рассматривались по правилам ранее действовавшей статьи 10 Закона о банкротстве до вступления в силу главы III.2. Однако, на наш взгляд, это не имеет принципиального значения для исследуемой в рамках настоящей статьи проблематики. – Прим. авт.)
Определением суда первой инстанции прекращено производство по заявлению общества о привлечении гражданина Ф. – руководителя должника к субсидиарной ответственности.
Апелляционный суд оставил определение без изменения и отказал в удовлетворении ходатайства о процессуальном правопреемстве, указав при этом следующее.
Положениями пункта 6 части 1 статьи 150 АПК РФ предусмотрено, что в случае смерти гражданина, являющегося стороной в деле (в случае принятия судом дела к производству до утраты гражданином правоспособности), производство по делу подлежит прекращению, если спорное правоотношение не допускает правопреемства.
С учетом изложенного производство по заявлению общества о привлечении Ф. к субсидиарной ответственности прекращено применительно к пункту 1 части 1 статьи 150 АПК РФ.
Учитывая, что основанием для привлечения к субсидиарной ответственности является неисполнение лично обязанным лицом полномочий руководителя, эти правоотношения неразрывно связаны с личностью Ф., суд апелляционной инстанции приходит к выводу, что данное правоотношение не допускает правопреемства (постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 20.07.18 по делу № А40-130472/17, оставлено без изменения постановлением Арбитражного суда Московского округа от 18.10.18).
В соответствии с положениями статьи 1112 Гражданского кодекса Российской Федерации 2 (далее – ГК РФ), поскольку субсидиарная ответственность подразумевает возложение на лицо негативных последствий имущественного характера в связи с виновными действиями, совершенными именно этим лицом, требования о привлечении к субсидиарной ответственности тесно связаны с личностью и не могут распространяться на наследников. 2 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья) от 26.11.01 № 146-ФЗ.
Обязанность руководителя должника нести субсидиарную ответственность по отношению к кредиторам должника прекратилась в связи со смертью, не вошла в состав наследства и не может быть возложена на наследника.
Поскольку П. скончался до вынесения арбитражным судом первой инстанции судебного акта по заявлению, вывод суда о наличии оснований для прекращения производства является правомерным (постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 27.12.17 по делу № А56-73965/2013-субс.1).
Субсидиарная ответственность в рассматриваемом случае направлена на обеспечение надлежащего исполнения членом совета директоров должника своих обязанностей, а основанием для заявления требований о привлечении к субсидиарной ответственности М. является предполагаемое заявителями неисполнение или ненадлежащее исполнение им полномочий члена совета директоров.
Имущественные требования и обязанности, неразрывно связанные с личностью гражданина (взыскателя или должника), в силу статей 383 и 418 ГК РФ прекращаются на будущее время в связи со смертью этого гражданина.
Спорное правоотношение (субсидиарная ответственность) подразумевает возложение на лицо негативных последствий имущественного характера в связи с виновными действиями, совершенными именно этим лицом, поэтому требования о привлечении к субсидиарной ответственности тесно связаны с личностью предполагаемого контролирующего лица и не могут распространяться на его наследников.
Исполнение полномочий члена совета директоров неразрывно связано с личностью избранного на должность гражданина, не может быть передано иным лицам (пункт 3 статьи 68 Федерального закона от 26.12.95 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах»).
Если из-за неисполнения имущественных обязанностей, связанных с личностью должника, при его жизни образовалась задолженность, то правопреемство по обязательствам о ее погашении возможно только в предусмотренных законом случаях (пункт 28 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации (далее – ВС РФ) от 17.11.15 № 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства»).
Между тем возможность правопреемства по спорному правоотношению законом не предусмотрена.
Таким образом, поскольку спорные правоотношения исключительно и неразрывно связаны с личностью М. и не допускают правопреемства, производство по заявлению о привлечении М. к субсидиарной ответственности подлежит прекращению (постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 29.01.19 по делу № А41-1815/16).
Конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности бывшего руководителя должника Е. на основании пункта 4 статьи 10 Закона о банкротстве.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения судом апелляционной инстанции, отказано в удовлетворении ходатайства о процессуальном правопреемстве и замене умершего ответчика Е. на супругу Е. Н., дочерей Е. А., Е. Е.; производство прекращено.
Суд кассационной инстанции оставил принятые по делу судебные акты без изменения, указав при этом, что основанием для привлечения к субсидиарной ответственности послужило неисполнение лично обязанным лицом действий по передаче соответствующих бухгалтерских документов, данные правоотношения неразрывно связаны с личностью указанного лица и не допускают правопреемства, конкурсным управляющим не представлено доказательств того, что заявленные им в качестве правопреемников лица вступили в права наследования после умершего (постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 30.03.17 по делу № А12-26858/2013).
Судом первой инстанции заявленное требование о привлечении бывшего руководителя общества В. к субсидиарной ответственности было удовлетворено в полной объеме и с В. в пользу должника было взыскано 15 558 541,95 рубля.
Однако определением суда апелляционной инстанции производство по делу было прекращено ввиду невозможности процессуального правопреемства.
Суд кассационной инстанции согласился с позицией суда апелляционной инстанции, кратко отметив следующее.
В рассматриваемом случае субсидиарная ответственность по обязательствам должника непосредственно связана с личностью бывшего руководителя должника – В.
С учетом вышеизложенного, а также принимая во внимание саму правовую природу субсидиарной ответственности руководителя должника по обязательствам последнего, у суда апелляционной инстанции отсутствовали основания предполагать возможность правопреемства в спорном правоотношении (постановление Арбитражного суда Московского округа от 30.11.15 по делу № А40-130625/2013).
Как видим, суды, прекращая производство по делу, ссылаются на нормы статьи 418 ГК РФ3, согласно которой обязательство прекращается смертью должника, если исполнение не может быть произведено (1) без личного участия должника либо (2) обязательство иным образом неразрывно связано с личностью должника.
Следовательно, поскольку суды приходят к выводу о том, что обязательство прекратилось смертью должника (лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности), то на основании пункта 6 части 13 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.94 № 51-ФЗ. статьи 150 АПК РФ суды прекращают производство по делу ввиду невозможности процессуального правопреемства. 3 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.94 № 51-ФЗ.
(1) Очевидно, что исполнить денежное обязательство (а по существу именно это и предполагается при привлечении лица к субсидиарной ответственности) можно и без личного участия должника, что, собственно, и не оспаривается в приведенных выше судебных актах.
(2) Остается вопрос: действительно ли существует неразрывная связь с личностью должника в обязательстве о субсидиарной ответственности, предусмотренной нормами главы III.2 Закона о банкротстве? Ответ на данный вопрос не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.
Таким образом, решение поставленных в настоящей статье вопросов, по сути, сводится к толкованию статьи 418 ГК РФ.
Казалось бы, практика применения статьи 418 ГК РФ должна быть наработана судами общей юрисдикции, ведь прежде всего они рассматривают дела с участием физических лиц. Однако применение статьи 418 ГК РФ имеет свою проблематику и противоречиво даже на уровне судов общей юрисдикции.
Позиция конституционного суда российской федерации
В начале кратко приведем позицию Конституционного Суда Российской Федерации (далее – КС РФ) по вопросу применения статьи 418 ГК РФ.
В КС РФ не раз обращались заявители (потерпевшие), указывая на неоднозначное и произвольное толкование судами положений статьи 418 ГК РФ при решении вопроса о переходе к наследникам обязанности компенсировать потерпевшему моральный вред, причиненный наследодателем (в том числе в результате совершения им преступления).
КС РФ не добавил ясности в этом важнейшем вопросе, поскольку отказал в принятии к рассмотрению жалоб заявителей и указал только, что статья 418 ГК РФ позволяет суду в рамках дискреционных полномочий определять наличие неразрывной связи обязательства с личностью должника.
Так, обращаясь в КС РФ, гражданка К. оспаривала конституционность положений пункта 1 статьи 418 ГК РФ и части второй статьи 1112 ГК РФ в той части, в какой они относят обязательства должника-наследодателя по возмещению потерпевшим морального вреда к числу обязательств, неразрывно связанных с личностью должника и не признаваемых долгами наследодателя, а также поскольку они не отвечают требованиям определенности, ясности и недвусмысленности, что приводит или может привести к нарушению не только принципов равенства и верховенства закона, но и гарантий государственной, включая судебную, защиты прав, свобод и законных интересов граждан.
КС РФ, отказывая в принятии жалобы, указал, что пункт 1 статьи 418 ГК РФ, позволяющий суду в рамках дискреционных полномочий определять, являются ли обязательства неразрывно связанными с личностью должника, направлен на обеспечение интересов участников гражданского оборота и сам по себе не может расцениваться как нарушающий какие-либо права заявительницы, указанные в жалобе, как и часть вторая статьи 1112 того же Кодекса, определяющая виды прав и обязанностей, которые не входят в состав наследства (определение КС РФ от 29.09.16 № 1957-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Кочетковой Марии Петровны на нарушение ее конституционных прав пунктом 1 статьи 418 и частью второй статьи 1112 Гражданского кодекса Российской Федерации»).
Другим аналогичным примером является определение КС РФ, которым также было отказано в рассмотрении жалоб, в которых заявительницы указывали, что оспариваемые законоположения статей 418 и 1112 ГК РФ во взаимосвязи друг с другом и по смыслу, придаваемому правоприменительной практикой, вследствие неопределенности в вопросах о том, имеется ли связь между обязанностью возместить причиненный вред и личностью причинителя вреда, о возможности исполнения обязательства по компенсации морального вреда лично причинителем вреда, о прекращении обязательства компенсировать моральный вред вследствие смерти причинителя вреда, создают возможность их произвольного (немотивированного) толкования и применения и допускают отказ потерпевшим от преступлений против жизни и здоровья гражданам в судебной защите путем присуждения справедливой компенсации морального вреда за счет наследственного имущества умершего причинителя вреда, что ведет к нарушению общеправовых принципов юридической ответственности и равенства, произвольному ограничению конституционных прав, нарушению гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав и свобод человека и гражданина (определение КС РФ от 24.04.18 № 978-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Богачевой Ольги Николаевны и Вознюк Ольги Витальевны на нарушение их конституционных прав частью первой статьи 151, пунктом 1 статьи 418 и частью второй статьи 1112 Гражданского кодекса Российской Федерации»).
Практика верховного суда российской федерации
Открытый перечень примеров обязательств, неразрывно связанных с личностью должника (что соответствует и открытому определению самой статьи 418 ГК РФ), содержится в пункте 15 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации (далее – ВС РФ) от 29.05.12 № 9 «О судебной практике по делам о наследовании»:
«Имущественные права и обязанности не входят в состав наследства, если они неразрывно связаны с личностью наследодателя, а также если их переход в порядке наследования не допускается ГК РФ или другими федеральными законами (статья 418, часть вторая статьи 1112 ГК РФ). В частности, в состав наследства не входят: право на алименты и алиментные обязательства (раздел V Семейного кодекса Российской Федерации), права и обязанности, возникшие из договоров безвозмездного пользования (статья 701 ГК РФ 4), поручения (пункт 1 статьи 977 ГК РФ), комиссии (часть первая статьи 1002 ГК РФ), агентского договора (статья 1010 ГК РФ)». 4 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.96 № 14-ФЗ.
Как видно, указаны наиболее очевидные примеры обязательств, неразрывно связанных с личностью. Интерес же представляют более спорные примеры, в которых тесная связь обязательства с личностью не так очевидна, например уже упомянутое обязательство по возмещению морального вреда.
Кроме того, сразу надо оговориться, что и относительно алиментных обязательств вопрос не так однозначен и был дополнительно решен в определении ВС РФ от 01.03.16 № 45-КГ16-1, в котором суд, по сути, разграничил (а) обязательство об уплате алиментов и (б) задолженность по оплате алиментов, которая возникает в результате нарушения такого обязательства. Суд также указал, что задолженность по оплате алиментов, образовавшаяся в результате неисполнения судебного акта о взыскании алиментов, представляет собой денежное обязательство, не связанное с личностью должника, и потому обязанность по ее уплате переходит к наследнику должника, которую тот, при условии принятия им наследства, обязан погасить в пределах стоимости перешедшего к нему наследственного имущества.
По вопросу о возможности перехода к наследникам обязанностей наследодателя по возмещению морального вреда в настоящий момент существует две противоположные позиции, высказанные ВС РФ:
1. Если причинитель морального вреда, обязанный компенсировать упомянутый вред в денежной форме, умер, то его обязанность по выплате денежной компенсации за причиненный моральный вред, как имущественная обязанность, переходит к его наследникам (Обзор судебной практики ВС РФ за первый квартал 2000 года, утвержденный постановлением Президиума ВС РФ 28 июня 2000 года).
2. Исполнение обязательства по компенсации причиненного морального вреда может быть исполнено лично должником, так как неразрывно связано именно с его личностью. Правопреемство в данном случае действующим законодательством не предусмотрено (определение ВС РФ от 03.02.12 № 53-В11-19).
Как справедливо отмечает А. А. Ягельницкий, если обратиться к обязательству по компенсации морального вреда и попытаться выяснить, имеются ли какие-то личные элементы в содержании этого обязательства, ответ неизбежно будет отрицательным. Обязательство компенсировать моральный вред состоит в обязанности должника уплатить кредитору денежную сумму, то есть является обыкновенным денежным обязательством, а потому его содержание от личных характеристик сторон не зависит 5. 5 Ягельницкий А. А. К вопросу о неразрывной связи права с личностью: преемство в праве требовать компенсации морального вреда и вреда, причиненного жизни или здоровью // Вестник гражданского права. 2013. № 2.
На наш взгляд, позиция о невозможности пассивного правопреемства в обязательстве о компенсации морального вреда глубоко ошибочна, и мы полностью поддерживаем ее критику, высказанную А. А. Ягельницким.
ВС РФ в вышеуказанном определении от 03.02.12 № 53-В11-19 особо подчеркнул, что согласно части 1 статьи 1100 ГК РФ компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда в случае, когда вред причинен жизни или здоровью гражданина в результате действия источника повышенной опасности, из чего следует (по мнению судей ВС РФ), что субъектом ответственности в данном случае является сам причинитель вреда. (Нетрудно заметить, что, по сути, такой же тезис в качестве обоснования неразрывной связи с личностью используют и арбитражные суды, прекращая произродство по спорам о привлечении к субсидиарной ответственности. См. приведенные выше примеры судебной практики. – Прим. авт .)
Как справедливо указывает А. А. Ягельницкий, это, конечно, неправильное толкование закона. С тем же успехом из нормы пункта 1 статьи 454 ГК РФ, согласно которой по договору купли-продажи одна сторона (продавец) обязуется передать вещь (товар) в собственность другой стороне (покупателю), а покупатель обязуется принять этот товар и уплатить за него определенную денежную сумму (цену), можно сделать вывод, что права из договора куплипродажи не переходят по наследству, так как обязанными по данному договору являются сами покупатель и продавец. Очевидно, что формулировка закона о субъекте права или долга не предрешает решения вопроса о правопреемстве 6. 6 Ягельницкий А. А. Указ. соч.
Практика судов общей юрисдикции
Учитывая уклончивую позицию КС РФ и противоречивую позицию ВС РФ, суды общей юрисдикции разрешают дела, используя свои широкие дискреционные полномочия определять, являются ли обязательства неразрывно связанными с личностью должника или нет. Причем определяют они это различным образом при решении аналогичных дел о компенсации морального вреда, причиненного наследодателем (примеры дел, в которых компенсация морального вреда была взыскана с наследников: апелляционное определение Ростовского областного суда от 23.10.18 по делу № 33-18725/2018, определение Московского городского суда от 20.04.12 № 33-10085/2012).
Примечательно в этом смысле апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда от 07.12.16 № 33-25265/2016 по делу № 2-2229/2016, в котором суд прямо указал, что по данному вопросу существует две противоположные позиции ВС РФ. Далее суд сослался на позицию КС РФ о том, что наличие или отсутствие неразрывной связи с личностью определяет суд, рассматривающий дело, реализуя свои дискреционные полномочия. В итоге судебная коллегия отменила решение суда первой инстанции и взыскала с наследников компенсацию морального вреда, причиненного наследодателем (в пределах стоимости наследственного имущества). (Речь в данном деле шла о причинении вреда в результате дорожно-транспортного происшествия по вине наследодателя. – Прим. авт.)
Выводы
Таким образом, применение статьи 418 ГК РФ связано с использованием судом своих дискреционных полномочий. В то же время относительно наиболее часто встречающихся обязательств, тесно связанных с личностью, ВС РФ высказался в пункте 15 вышеуказанного постановления от 29.05.12 № 9 «О судебной практике по делам о наследовании».
К сожалению, с учетом ошибочной позиции ВС РФ, высказанной им в определении от 03.02.12 № 53-В11-19, спорным с точки зрения практики остается вопрос о переходе к наследникам обязанности компенсировать моральный вред, причиненный наследодателем.
Главное для целей настоящей статьи отметить: у судов не возникает сомнений в том, что обязанность компенсировать имущественный вред, причиненный наследодателем (статья 1064 ГК РФ), не прекращается по правилам статьи 418 ГК РФ в связи со смертью причинителя вреда, а входит в состав наследства (статья 1112 ГК РФ).
Наиболее часто основанием требования к наследникам о компенсации имущественного вреда по правилам статьи 1064 ГК РФ является дорожно-транспортное происшествие по вине наследодателя (погибшего в результате ДТП). В подобного рода делах суды не усматривают тесной связи обязательства с личностью и взыскивают с наследников сумму ущерба, причиненного наследодателем (например, апелляционные определения Ленинградского областного суда от 29.08.18 № 33-5462/2018 и от 21.12.17 № 33-7547/2017, Санкт-Петербургского городского суда от 19.09.17 № 33-14191/2017 по делу № 2-139/2017, Московского городского суда от 12.12.18 по делу № 33-55029/2018).
Как видим, несмотря на проблемы применения статьи 418 ГК РФ, не вызывает сомнения то, что деликтное обязательство не прекращается смертью должника, а обязанность компенсировать по крайней мере имущественный вред безусловно входит в состав наследства.
Автор разделяет точку зрения, согласно которой субсидиарная ответственность, предусмотренная главой III.2 Закона о банкротстве, хотя и обладает своими особенностями, но по существу представляет собой гражданско-правовую ответственность за деликт и сводится к возмещению причиненных в результате такого деликта убытков.
Так, например, О. В. Гутников указывает: «В целом нормы об ответственности при банкротстве представляют собой разновидности гражданско-правового деликта со специальным составом, установленным законодательством о несостоятельности» 7. 7 Гутников О. В. Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве: общие новеллы и недостатки правового регулирования // Предпринимательское право. 2018. № 1.
Экономическим деликтом называет основание для субсидиарной ответственности и Р. Т. Мифтахутдинов 8. 8 Мифтахутдинов Р. Т. Эволюция института субсидиарной ответственности при банкротстве: причины и последствия правовой реформы // Закон. 2018. № 5.
Несколько отличная точка зрения на субсидиарную ответственность изложена в статье А. В. Егорова и К. А. Усачевой. Авторы указывают, что субсидиарная ответственность, предусмотренная Законом о банкротстве, существует в режиме, дублирующем традиционную деликтную ответственность 9. 9 Егоров А. В., Усачева К. А. Доктрина «снятия корпоративного покрова» как инструмент распределения рисков между участниками корпорации и иными субъектами оборота // Вестник гражданского права. 2014. № 1.
Надо оговориться, что с точки зрения теории вопрос о точной правовой квалификации субсидиарной ответственности, предусмотренной Законом о банкротстве, остается дискуссионным.
Но практически данный вопрос, на наш взгляд, был решен, учитывая разъяснения постановления Пленума ВС РФ от 21.12.17 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – постановление № 53).
Многие вопросы решены в постановлении № 53 на основе норм главы 59 ГК РФ о деликтной ответственности. Так, например, в пункте 6 постановления № 53 указано, что, рассматривая вопрос об уменьшении размера субсидиарной ответственности номинального руководителя, суд учитывает, насколько его действия по раскрытию информации способствовали восстановлению нарушенных прав кредиторов и компенсации их имущественных потерь (пункт 1 статьи 1064 ГК РФ). В случае уменьшения размера субсидиарной ответственности номинального руководителя фактический руководитель несет субсидиарную ответственность в полном объеме. В той части, в которой ответственность номинального руководителя не была уменьшена, он отвечает солидарно с фактическим руководителем (пункт 1 статьи 1064, абзац первый статьи 1080 ГК РФ).
Таким образом, субсидиарная ответственность по существу является лишь частным случаем гражданско-правовой ответственности за деликт, а деликтное обязательство не связано с личностью должника и не прекращается его смертью. Исходя из этого, следует признать, что обязательство нести субсидиарную ответственность по правилам главы III.2 Закона о банкротстве не прекращается смертью должника и входит в состав наследства.
Поэтому требование о субсидиарной ответственности может быть предъявлено и к наследникам, принявшим наследство после смерти контролирующего должника лица.
Причем такая возможность не зависит от стадии арбитражного процесса, в ходе которой умер гражданин (гражданка), привлекаемый к субсидиарной ответственности. На наш взгляд, смерть лица до момента подачи заявления о привлечении его к субсидиарной ответственности также теоретически не препятствует предъявлению такого требования сразу к наследникам, принявшим наследство.
На первый взгляд, может показаться несправедливым и необоснованным «привлечение к субсидиарной ответственности» ни в чем не провинившихся наследников. Однако в рассматриваемой ситуации не следует придавать большое значение терминологии «привлечение к ответственности», ведь речь не идет о каком-то порицании действий самих наследников или об установлении их вины. Устанавливаться будет факт правонарушения и вины наследодателя. Кроме того, ответственность будет возложена на наследников в пределах стоимости перешедшего к ним наследственного имущества (согласно статье 1175 ГК РФ каждый из наследников отвечает по долгам наследодателя в пределах стоимости перешедшего к нему наследственного имущества).
Кроме того, надо учитывать, что в данном случае, как было обосновано выше, речь по существу идет о возмещении вреда (убытков), причиненного наследодателем.
Однако после приведенных выше выводов возникают следующие вопросы:
(1) Можно ли сказать, что практическое отличие субсидиарной ответственности, предусмотренной Законом о банкротстве, и деликтной ответственности, предусмотренной главой 59 ГК РФ, состоит в существенных особенностях процесса доказывания по делам о привлечении к субсидиарной ответственности?
(2) И можно ли утверждать, что особенности эти настолько существенны, что их применение в делах с участием наследника (а не самого контролирующего должника лица) нарушает принципы равноправия сторон и состязательности (статьи 8 и 9 АПК РФ)?
Существенные особенности процесса доказывания по делам о привлечении к субсидиарной ответственности, по нашему мнению, состоят в применении широкого круга доказательственных презумпций, установленных главой III.2 Закона о банкротстве 10. 10 Подробнее об этом см.: Горбашев И. В. О некоторых материально-правовых аспектах привлечения к субсидиарной ответственности в разъяснениях ВС РФ // Вестник гражданского права. 2018. № 4.
Правовая презумпция (от лат. praesumptio – предположение) освобождает одну из сторон от доказывания презюмируемого факта, но позволяет другой стороне ее опровергнуть, вернув бремя доказывания в привычное русло: каждый доказывает то, на что ссылается 11. 11 Решетникова И. В. Презумпции и фикции в арбитражном процессе // Вестник гражданского процесса. 2019. № 1.
Одни презумпции существенно облегчают доказывание наличия у лица статуса контролирующего должника лица, другие – облегчают доказывание причинно-следственной связи между действиями (бездействиями) привлекаемого к ответственности лица и невозможностью удовлетворения требований кредиторов.
Так, например, согласно пункту 2 статьи 61.11 Закона о банкротстве пока не доказано иное, предполагается, что полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или) бездействия контролирующего должника в случае, если причинен существенный вред имущественным правам кредиторов в результате совершения этим лицом или в пользу этого лица либо одобрения этим лицом одной или нескольких сделок должника (совершения таких сделок по указанию этого лица), включая сделки, указанные в статьях 61.2 и 61.3 Закона о банкротстве.
На наш взгляд, наследнику крайне сложно будет опровергнуть данную презумпцию (если только он не являлся контролирующим лицом вместе с наследодателем).
Другим примером является презумпция наличия причинно-следственной связи между неподачей руководителем должника заявления о банкротстве и невозможностью удовлетворения требований кредиторов, обязательства перед которыми возникли в период просрочки подачи заявления о банкротстве (абзац второй пункта 2 статьи 61.12 Закона о банкротстве). По существу нивелировать действие этой презумпции можно, если руководитель должника докажет, что само по себе возникновение признаков неплатежеспособности, обстоятельств, названных в абзацах пятом, седьмом пункта 1 статьи 9 Закона о банкротстве, не свидетельствовало об объективном банкротстве и он, несмотря на временные финансовые затруднения, добросовестно рассчитывал на их преодоление в разумный срок, приложил необходимые усилия для достижения такого результата, выполняя экономически обоснованный план (пункт 9 постановления № 53).
Подробно рассмотреть вопросы применения презумпций, установленных главой III.2 Закона о банкротстве, в рамках настоящей статьи не представляется возможным. Однако отметим, что перераспределение бремени доказывания в делах о привлечении к субсидиарной ответственности часто связывают именно с тем, что лицу, привлекаемому к ответственности (например, руководителю), не составит труда опровергнуть презумпцию, поскольку данное лицо обладает большей информацией о своих действиях и о финансовом положении должника и его деятельности. На наш взгляд, эта логика не работает в ситуации, когда требование предъявлено к наследникам контролирующего должника лица, а следовательно, применение подобного рода презумпций в рамках конкретного дела может привести к существенному нарушению принципов равноправия сторон и состязательности.
Несмотря на то что вина причинителя вреда предполагается (пункт 2 статьи 1064 ГК РФ), все-таки в «традиционных» деликтных обязательствах причинно-следственная связь между правонарушением и вредом, по нашему мнению, гораздо более очевидна и вопросы доказывания стоят менее остро, чем в делах о привлечении к субсидиарной ответственности.
Возможным решением указанной проблемы мог бы стать отказ от применения специальных презумпций, предусмотренных главой III.2 Закона о банкротстве в ситуации, когда требование о субсидиарной ответственности предъявляется к наследникам в порядке правопреемства. В сравнении с полным отрицанием возможности предъявления таких требований к наследникам контролирующего должника лица указанный вариант отказа от применения презумпций представляется более оптимальным с точки зрения учета интересов всех лиц, участвующих в деле о банкротстве.
Данное предлагаемое решение заслуживает дополнительной проработки и, на наш взгляд, могло бы быть принято и на уровне разъяснений ВС РФ.
