Соразмерность платы за выход из договора лизинга
Комментарий к определению Верховного Суда Российской Федерации от 23.05.2023 № 305-ЭС23-808
Владислава Михайлова,
студентка Санкт-Петербургского государственного университета
Фабула дела
Между обществом «РЕСО-Лизинг» (лизингодатель) и обществом «Энергия» (лизингополучатель) заключен договор лизинга, пунктом 7.3 которого установлено, что при досрочном прекращении договора, в том числе по инициативе лизингополучателя с целью получения имущества в собственность, лизингополучатель обязуется уплатить лизингодателю «сумму закрытия лизинговой сделки». Данная сумма включает в себя в числе прочего «отступной платеж по сделке» и выкупную цену предмета лизинга. Предполагаемый срок договора — до июля 2024 года.
В феврале 2022 года лизингополучатель, намереваясь досрочно приобрести предмет лизинга в собственность, перечислил лизингодателю последний лизинговый платеж в размере 133 835 руб. и сумму закрытия лизинговой сделки в размере 2 559 245 руб. Лизингодатель не согласился с рассчитанной суммой закрытия сделки, полагая ее равной 3 463 480 руб.
Лизингополучатель обратился в суд с иском о признании ничтожным пункта 7.3 договора лизинга в части обязанности выплаты отступного платежа в размере, включающем в себя плату за пользование предоставленным финансированием за период после возвращения предоставленного финансирования, и об обязании лизингодателя передать в собственность лизингополучателя предмет лизинга.
Позиция нижестоящих судов
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями апелляционного и окружного судов, в удовлетворении исковых требований отказано. Суды исходили из того, что условия спорного пункта были согласованы сторонами при заключении договора, при подписании которого лизингополучатель не заявлял каких-либо претензий по его содержанию.
Позиция Верховного Суда Российской Федерации
Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение.
Коллегия указала, что предусмотренная пунктом 3 статьи 310 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) плата должна быть соразмерна имущественным потерям кредитора, а ее уплата не должна служить способом обогащения кредитора, что образует пределы свободы договора. Носящая очевидный характер несоразмерность платы за выход из договора имущественным потерям кредитора может являться основанием для вывода о недобросовестности последнего, чем обусловлена возможность суда рассмотреть вопрос о недействительности соответствующего договорного условия полностью или в части.
Предусмотренный договором отступной платеж включает в себя не только стоимость предмета лизинга, но и денежную сумму, подлежащую внесению за сам факт досрочного исполнения обязательства; фактически отступной платеж составил сумму всех лизинговых платежей, подлежавших уплате за весь оставшийся предполагаемый срок договора лизинга. Включение в договор такого условия означает потенциальное извлечение лизингодателем двойной выгоды от повторного размещения финансирования, поскольку возможность такого повторного размещения составляет для лизингодателя как профессионального участника оборота обычное следствие досрочного возврата финансирования. Исходя из этого, коллегия сделала вывод о несоразмерности и несправедливой обременительности предусмотренной договором платы.
Комментарий
1. Патерналистский контроль государства за условиями договора, сторонами которого выступают предприниматели, в первом приближении должен уверенно стремиться к нулю: предприниматель, в отличие от гражданина, обязан при вступлении в отношения проявлять повышенную осмотрительность, в частности просчитывать возможные последствия применения того или иного договорного условия. «Удар», нанесенный несоблюдением таких стандартов осмотрительности, предприниматель должен принимать на себя, ведь лицо, занимаясь предпринимательской деятельностью, изъявляет готовность нести риск сопряженных с ведением такой деятельности негативных последствий. Однако утверждение о том, что структурирование отношений предпринимателей должно быть полностью отдано на откуп самим сторонам договора, которые обладают исключительным знанием того, каких конкретно результатов они хотят добиться путем вступления в договорные отношения, и, соответственно, исключительной способностью воплотить преследуемые цели в условиях договора, можно назвать абсолютно верным лишь при условии, что такой способностью обладает каждая сторона.
Между тем очевидно, что в реальности предприниматели во многих случаях лишены возможности хоть каким-то образом повлиять на условия, закрепленные в договоре. В этом аспекте их положение мало отличается от положения потребителей, как правило, также не имеющих возможности влиять на условия договоров, в которые они вступают. Отметим в то же время, что это не может приводить к оправдывающему повышенный патернализм выводу о том, что положение предпринимателя, который в конкретной ситуации не мог повлиять на договорные условия, должно с точки зрения уровня предоставляемой правопорядком опеки приблизиться к положению потребителя: дело в том, что гражданин в принципе не считается субъектом, обязанным проявлять повышенную осмотрительность1. Предприниматель же обязан, например, исследовать рынок и определить, присутствует ли возможность заключить аналогичный договор на более выгодных условиях. Представляется, что правопорядок не должен защищать субъекта, сознательно проигнорировавшего возможность выбрать более выгодные для себя условия договора.
2. На рынке лизинга ситуация, в которой у лизингополучателя отсутствует возможность влиять на условия заключаемого договора, проявляется отчетливо: предпринимателям (потенциальным лизингополучателям), нуждающимся в заемных средствах, противостоят гигантские лизинговые компании. В случае, когда условия договора фактически предлагаются лизингодателем в стандартной форме и возможность выбора, которой располагает потенциальный лизингополучатель, ограничена выбором того, принимать ли предложенные условия и, соответственно, вступать ли в лизинговые отношения вообще (что, надо полагать, чаще всего и происходит на практике), речь идет о договоре присоединения. В пункте 9 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах» указано, что слабая сторона договора присоединения при наличии в договоре несправедливых условий вправе не только воспользоваться специальным способом защиты, предусмотренным пунктом 2 статьи 428 ГК РФ, но и заявить о недопустимости применения несправедливых договорных условий на основании статьи 10 ГК РФ или о ничтожности таких условий на основании статьи 169 ГК РФ2.
В литературе высказывается мнение, что договоры присоединения представляют собой сделку, которую в то же время не следует называть договором в силу того, что договорное начало при заключении таких сделок сводится к нулю3. Принимая во внимание диктат воли одной из сторон при определении договорных условий, в некоторой степени с такой оценкой можно согласиться; одновременно не стоит забывать, что на лизингополучателе как на предпринимателе лежит обязанность исследования рынка с целью установления возможности заключения договора на иных условиях (причем с учетом заемной природы лизинга анализу должен подлежать не только лизинговый, но и кредитный рынок в целом), а также оценки последствий применения договорных условий. Представляется, что все эти обстоятельства должны учитываться при принятии решения судом и найти отражение в мотивировке решения.
3. Вывод о том, что лизингополучатель является слабой стороной, нуждающейся в защите со стороны правопорядка, неизбежно приводит к вопросу о том, до каких пределов должна быть снижена предусмотренная договором плата: должно ли входить в нее что-либо еще, помимо стоимости предмета лизинга и убытков, которые в реальности несет лизинговая компания? Ведь данные суммы подлежали бы внесению лизингополучателем независимо от закрепления в соглашении условия о плате за выход из договора.
Адресованный лизингодателю упрек коллегии в том, что им не раскрыт порядок определения компенсации, взимаемой сверх возврата финансирования, наталкивает на мысль, что в глазах ВС РФ сомнительна сама по себе возможность установления такой компенсации, не привязанной к конкретным экономическим потерям кредитора. Такое решение противоречило бы буквальным установлениям закона, который допускает постановку реализации права на односторонний отказ от договора под условие выплаты определенной суммы (пункт 3 статьи 310 ГК РФ). Экономически плата за выход из договора представляет собой цену, а установление практики пересмотра судом согласованной в договоре цены способно пошатнуть соблюдение принципа свободы договора. Достаточно опасно допускать корректировку судами предусмотренной договором цены на основе чисто «механического» сопоставления размера встречных предоставлений, что, по своей сути, будет означать проникновение в российское право доктрины laesio enormis4.
В отличие от неустойки, плата за выход из договора устанавливается не для того, чтобы избежать сложных процессов подсчета и доказывания конкретного размера понесенных убытков, и в принципе не является мерой гражданско-правовой ответственности. Этот аспект важен, поскольку именно компенсационной природой гражданско-правовой ответственности обусловлено требование о соразмерности ее размера понесенным убыткам.
Впрочем, и применительно к неустойке закон (пункт 2 статьи 333 ГК РФ) подчеркивает исключительность случаев, в которых возможно ее снижение в предпринимательском договоре. В качестве одного из таких «исключительных» случаев приводится получение кредитором необоснованной выгоды в результате взыскания неустойки, что во многом нивелирует саму суть установления неустойки, поскольку приводит к необходимости подсчета убытков кредитором, который вынужден защищаться от доводов должника, доказывающего несоразмерность. При этом очевидно, что снижение неустойки представляет собой ex post ограничение принципа свободы договора, а ограничение свободы договора является изъятием из общего и, более того, конституционного принципа. Изъятия из общих принципов не могут быть подвергнуты расширительному толкованию, и в этой связи выступающие в качестве нормативной основы для последующего ограничения свободы договора судом правила пункта 2 статьи 333 ГК РФ о привязке к экономическим потерям не стоит распространять на конструкцию платы за выход из договора.
4. Как указал Высший Арбитражный Суд Российской Федерации в пункте 9 постановления Пленума от 14.03.2014 № 16, условие об уплате слабой стороной платы за выход из договора, явно несоразмерной потерям другой стороны, может быть признано несправедливым с учетом конкретных обстоятельств заключения договора и его условий в целом. Исходя из этого, оценке подлежит также и поведение лизингополучателя, согласившегося на заключение договора на подобных условиях: в частности, он должен представить доказательства того, что им был исследован рынок и выбрано наиболее адекватное предложение. Исследованию в совокупности подлежат и иные условия договора: например, необходимо оценить, не отличалась ли цена договора в меньшую сторону от средней рыночной цены, что оправдывало бы установление высокой платы за выход из договора. Оценка справедливости отдельного условия договора в отрыве от остальных в этой связи не может привести к надлежащему результату.
Разумеется, право не должно потворствовать диктатуре сильного, навязывающего выгодные ему условия слабому, но равным образом право не должно вступаться за предпринимателей, которые легкомысленно относятся к собственным делам, и нарушать согласованный сторонами баланс эквивалентности предоставлений.
1 Так, потребитель в отношениях с предпринимателем практически не несет риск заключения договора на невыгодных для себя условиях, поскольку ущемляющие права потребителя условия являются ничтожными, причем категория таких условий достаточно широка (пункт 2 статьи 16 Закона Российской Федерации от 07.02.1992 № 2300-1 «О защите прав потребителей»).
2 Правда, применение в таких ситуациях статьи 169 ГК РФ было отвергнуто судебной практикой (см.: Церковников М. А. О специальной защите слабой стороны в договоре присоединения // Закон. 2021. № 9. С. 45–46). Судебная практика пришла к выводу о том, что недобросовестность сама по себе представляет собой нарушение именно «писаного» права, и, соответственно, о применении к рассматриваемым отношениям статьи 168 ГК РФ, а не статьи 169 ГК РФ.
3 Церковников М. А. Указ. соч. С. 44.
4 Об опасностях применения этой доктрины, которая в настоящее время не признается в большинстве стран, подробнее см.: Карапетов А. Г., Савельев А. И. Свобода договора и ее пределы: В 2 т. Т. 2: Пределы свободы определения условий договора в зарубежном и российском праве. М., 2012. С. 408–418.
Читайте все платные статьи от 420 ₽ при приобретении годовой подписки
Чтобы оставить комментарий вам нужно Войти или Зарегистрироваться