Независимая гарантия и ответственность бенефициара
Комментарий к определению Верховного Суда Российской Федерации от 29.05.2023 № 305-ЭС22-28724
Елизавета Легкая,
студентка Санкт-Петербургского государственного университета
Татьяна Селюгина,
студентка Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (г. Москва)
Фабула дела
Компания «Автодор» (заказчик, бенефициар) и общество «Дельта-Строй» (подрядчик, принципал) заключили договор подряда, установив дату окончания работ 30.04.2020. В обеспечение исполнения обязательства подрядчик предоставил банковскую гарантию ПАО «Держава» (банк, гарант) на сумму 34 млн руб. В качестве обеспечения обязательств перед банком в случае выплаты по гарантии были заключены договоры поручительства с физическими и юридическими лицами.
23.06.2020 заказчик направил подрядчику претензию об уплате неустойки в размере 13,23 млн руб. за нарушение срока выполнения работ.
26.06.2020 заказчик обратился к банку с требованием о выплате по банковской гарантии 13,23 млн руб. Банк отказался от добровольного осуществления выплаты, в связи с чем с него в судебном порядке в пользу заказчика было взыскано 13,23 млн руб, а также 239 тыс. руб. процентов за пользование чужими денежными средствами (за период с 17.07.2020 по 15.10.2020) с начислением процентов по день фактической уплаты суммы долга и 93 тыс. руб. пошлины. Оплату банк произвел в два этапа: 27.04.2021 и 07.06.2021, после чего обратился к принципалу (подрядчику) с требованием о возмещении уплаченных бенефициару сумм. Принципал возмещение не произвел.
Банк уступил обществу «Земюрсервис» (цессионарию) права требования с подрядчика 14,61 млн руб. (просроченный основной долг 13,99 млн руб., проценты 526 тыс. руб., пошлина 93 тыс. руб.), а также права требования по договорам поручительства.
Подрядчик обратился в суд с иском к заказчику о признании необоснованной неустойки в размере 13,23 млн руб. и незаконными требования платежа по банковской гарантии и начисления неустойки за нарушение сроков выполнения работ. Цессионарий, привлеченный в качестве соистца, потребовал взыскать с заказчика убытки в размере 14,08 млн руб. и признать незаконным требование платежа по банковской гарантии (параллельно цессионарий в порядке регресса взыскал 13,41 млн руб. с поручителей — физических лиц и 13,41 млн руб., 936 тыс. руб. процентов, 1,03 млн руб. неустойки с поручителей — юридических лиц).
Позиции нижестоящих судов
Суд первой инстанции отказал в удовлетворении требований подрядчика. Иск цессионария суд удовлетворил частично и взыскал с заказчика 14,08 млн руб., аргументировав это тем, что требование о возмещении убытков к бенефициару вправе предъявлять понесший реальные убытки в связи с выплатой по банковской гарантии гарант.
Судом установлено, что просрочка в выполнении работ по договору подряда вызвана действиями заказчика и обстоятельствами, не зависящими от воли подрядчика (коронавирусной инфекцией). Следовательно, ввиду отсутствия нарушения подрядчика заказчик не имел права на получение неустойки, а значит, уплаченная ранее банком-гарантом сумма в качестве неустойки признается убытками гаранта. Принципал не возместил гаранту выплаченное бенефициару, поэтому правом на возмещение убытков обладает только имеющий реальные убытки гарант (статья 375.1 Гражданского кодекса Российской Федерации; далее — ГК РФ). Права гаранта приобрел по договору уступки цессионарий, его требование о возмещении убытков обоснованно, хотя признать недействительным требование выплаты по банковской гарантии нельзя.
Апелляционный и окружной суды оставили данное решение без изменения.
Позиция Верховного Суда Российской Федерации
Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов в части возмещения убытков цессионария и направила дело на новое рассмотрение.
Коллегия указала, что судами не были проанализированы условия договора уступки права на их соответствие предъявленным цессионарием требованиям. Коллегия также подчеркнула, что для взыскания убытков необходимо было установить, являлись ли недостоверными предъявленные бенефициаром документы либо же его требование выплаты было необоснованным. Кроме того, к моменту вынесения решения судом первой инстанции по рассматриваемому делу в пользу цессионария были уже дважды взысканы в порядке регресса денежные суммы, а также проценты и неустойка с поручителей принципала, что говорит об изменении статуса цессионария в деле.
Комментарий
1. Законность требования платежа по банковской гарантии
Одним из важнейших вопросов в рассматриваемом деле является квалификация требования выплаты по банковской гарантии. В иске фигурируют требования о признании его незаконным, то есть не соответствующим установленным законодателем правилам. Для рассматриваемого дела важен аспект законности, связанный с неакцессорностью как ключевым квалифицирующим признаком независимой гарантии1. Принципом независимости гарантии обусловлен минимальный набор условий, которым должно соответствовать требование о выплате по гарантии, подлежащее удовлетворению. Согласно фабуле суд взыскал с гаранта выплату в пользу бенефициара, признав документы последнего соответствующими условиям гарантии, о пропуске срока речь не шла. То есть при рассмотрении судом вопроса о взыскании с гаранта денежной суммы в пользу бенефициара рассматриваются лишь формальные требования, установленные статьей 374 ГК РФ и не связанные с фактическими обстоятельствами обеспечиваемого обязательства2. Процедурный характер рассмотрения требования гарантом подтверждается предписанием пункта 3 статьи 375 ГК РФ об оценке документов «по внешним признакам»3. При соблюдении формальных требований выплата должна быть осуществлена, даже если впоследствии будет установлено, что предполагаемого нарушения принципала не было (за исключением случая злоупотребления бенефициара4). Таким образом, исковое требование соистцов закономерно отвергнуто судами как рассмотренное во вступившем в силу решении суда о взыскании денежной суммы по независимой гарантии.
2. Обоснованность требования платежа по банковской гарантии
Одним из аргументов коллегии является неустановленность нижестоящими инстанциями причины возникновения у гаранта убытков. Статья 375.1 ГК РФ предусматривает две причины таких убытков: недостоверность представленных бенефициаром документов и необоснованность требования выплаты. Соистцы не заявляли о недостоверности документов, поэтому подробнее стоит остановиться на «необоснованности».
Ранее в одном из определений ВС РФ указал, что признание судом факта отсутствия вины подрядчика в нарушении условий государственного контракта устанавливает правовую определенность по вопросу о необоснованном предъявлении требования по гарантии и с этого момента принципал и гарант вправе в соответствии со статьей 375.1 ГК РФ требовать взыскания убытков, которые они понесли в результате возмещения/выплаты по гарантии в связи с необоснованным требованием бенефициара5.
Хотя акцент на вине в приведенном определении представляется нам несколько избыточным ввиду условий ответственности в отношениях B2В, с учетом такой позиции ВС РФ можно сделать вывод, что необоснованность требования платежа заключается в том, что оно представлено бенефициаром при отсутствии оснований для договорной ответственности принципала.
Как установлено нижестоящими инстанциями в рассматриваемом деле, просрочка подрядчика произошла вследствие кредиторской просрочки заказчика (пункт 1 статьи 406, пункт 1 статьи 718 ГК РФ) и обстоятельств, признанных непреодолимой силой (COVID-19). Если иное не предусмотрено законом или договором, должник (подрядчик) не несет ответственность за просрочку, если докажет, что она вызвана этими обстоятельствами (пункт 3 статьи 401, пункт 3 статьи 405 ГК РФ).
Несмотря на то что нижестоящие суды констатировали отсутствие оснований ответственности подрядчика за просрочку, они не сделали вывод о необоснованности требования платежа по банковской гарантии, хотя и взыскали с бенефициара (заказчика) сумму выплаты в качестве убытков, на что справедливо указал ВС РФ. Вероятно, это было вызвано тем, что истцы требовали признать требование платежа по гарантии незаконным, хотя приводимые аргументы принципала и гаранта по своему содержанию доказывали именно необоснованность данного требования бенефициара. В этой связи нижестоящие инстанции удовлетворили требование о взыскании убытков без указания на нарушенное право гаранта, что может быть оправдано принципом процессуальной экономии.
3. Допустимость требования о взыскании убытков
Напомним, что нижестоящие инстанции взыскали с заказчика в пользу цессионария (как преемника гаранта) убытки в размере 14,08 млн руб. Однако коллегия отменила судебные акты в данной части.
Поводом для этого послужило в том числе то обстоятельство, что ранее цессионарием с поручителей уже была взыскана в судебном порядке сумма выплаты по гарантии и проценты на нее. Однако само по себе вынесение решения против поручителей не меняет статуса цессионария и объема принадлежащих ему прав, таковое (в формате суброгации — пункт 1 статьи 365 ГК РФ) может произойти только в случае произведенного поручителем исполнения. В деле нет информации о том, что вынесенные решения были исполнены поручителями. Если предположить, что они не были исполнены, цессионарий сохраняет право требовать возмещения убытков и требовать с поручителей принципала регресса.
4. Управомоченность цессионария
Рассматриваемая ситуация осложнена тем, что требование к бенефициару (заказчику) о возмещении убытков предъявляет не сам гарант (банк-цедент), а его сингулярный преемник — цессионарий.
При этом буквальный текст соглашения об уступке свидетельствует о том, что ее предметом было требование о взыскании денежных сумм с принципала (подрядчика). В этой связи возникают вопросы: перешло ли к цессионарию еще и право требования о возмещении убытков к бенефициару (вместе с правом требования к принципалу)? управомочен ли цессионарий на предъявление соответствующего требования и получение сумм убытков от бенефициара? или требуется отдельная уступка права на возмещение убытков с бенефициара?
В пользу отдельной уступки может выступать тот факт, что обязанность бенефициара возместить убытки вытекает не из договора принципала и гаранта, поэтому при передаче права требования к принципалу по умолчанию не предполагается передача права требования к другому причинителю убытков. Кроме того, в денежном эквиваленте объем этих требований может отличаться. Например, в убытки входят расходы, связанные с нарушением обязательства гаранта перед бенефициаром, которые по умолчанию не возмещаются гаранту принципалом (пункт 2 статьи 379 ГК РФ).
Однако вряд ли можно игнорировать связь этих прав требования, ведь в случае полного удовлетворения и исполнения требования бенефициаром прекратится право требования гаранта к принципалу. В этом смысле также можно применить телеологическое толкование статьи 375.1 ГК РФ: если для принципала она подтверждает право на возмещение ввиду отсутствия обстоятельств, за которые он как подрядчик несет ответственность (что и без этой нормы производится по правилам о неосновательном обогащении), то для гаранта она создает своего рода квазиобеспечение на случай, если не происходит исполнения со стороны принципала. То есть у гаранта в руках сосредотачивается два разнородных права требования для удовлетворения одного имущественного интереса. Уступка права требования к принципалу без права требования к бенефициару блокирует этот дополнительный способ защиты своего интереса для цессионария, что необоснованно и существенно увеличивает его риски не получить то, на что он рассчитывал при совершении уступки. Дополнительным аргументом выступает незнание сторонами на момент уступки о необоснованности требования платежа (поскольку подразумевается обоснованность платежа, а опровержение этой презумпции произошло лишь в рассматриваемом деле), в связи с чем было цедировано право требования к принципалу. В этой связи мы считаем, что произведенная сторонами уступка подразумевала и передачу требования к бенефициару.
Если же предположить, что право на возмещение убытков с бенефициара не перешло к цессионарию вместе с правом требования к принципалу, то какова судьба этого требования? Если оно остается у цедента, то он может претендовать на возмещение убытков с бенефициара, тем самым лишая цессионария предоставленного ему права. Таким образом, для правильной работы механизма статьи 375.1 ГК РФ рассматриваемые требования не должны распределяться между цедентом и цессионарием и, следовательно, право на возмещение убытков без отдельной уступки должно переходить при уступке права требования к принципалу.
1 См.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронное издание. Редакция 1.0] / Отв. ред. А. Г. Карапетов. М.: М-Логос, 2017. C. 511–512 (автор комментария к статье 370 ГК РФ — Р. С. Бевзенко).
2 Пункт 11 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с применением законодательства о независимой гарантии (утв. Президиумом ВС РФ 5 июня 2019 года).
3 Пункт 9 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с применением законодательства о независимой гарантии.
4 Пункт 4 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 15.01.1998 № 27 «Обзор практики разрешения споров, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации о банковской гарантии».
5 См.: определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 26.10.2021 № 306-ЭС21-9964.
Читайте все платные статьи от 420 ₽ при приобретении годовой подписки
Чтобы оставить комментарий вам нужно Войти или Зарегистрироваться