Реорганизация юридического лица и судьба третейского соглашения

§ Нормативное регулирование вопроса и складывающаяся судебная практика

Вопросы третейского разбирательства и международного коммерческого арбитрирования в Российской Федерации урегулированы Федеральным законом «О третейских судах в Российской Федерации» (2002), Законом Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже» (1993), Арбитражным процессуальным кодексом Российской Феде-рации (2002), Гражданским процессуальным кодексом Российской Феде-рации (2002). Вопросы уступки права требования в Российской Федерации подчинены требованиям Гражданского кодекса Российской Федерации (статьи 382—390, 1216). Общие вопросы реорганизации юридического лица также регламентированы в Гражданском кодексе Российской Федерации (статьи 57—60). Кроме того, нормы о реорганизации содержатся в иных федеральных законах, посвященных отдельным видам юридических лиц. Так, например, вопросы реорганизации акционерных обществ урегулированы в Федеральном законе «Об акционерных обществах» (статьи 15—20).

Ни один из вышеупомянутых российских законов не регулирует вопроса о судьбе третейского соглашения при перемене лица в материально-правовом обязательстве, равно как и при реорганизации общества, влекущей переход прав и обязанностей ко вновь образованному юридическому лицу.

Международные правовые акты по вопросам третейского разбирательства, к которым присоединилась Российская Федерация и которые применяются в Российской Федерации, также не содержат правовых норм о процессуальных последствиях для третейского соглашения в случае перемены лица в материально-правовом обязательстве, а также при реорганизации общества, влекущей переход прав и обязанностей ко вновь образованному юридическому лицу. К числу таких актов относятся: Конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (Нью-Йоркская конвенция, 1958 г.), Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже (Женева, 21 апреля 1961 г.), Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств (Вашингтон, 18 марта 1965 г.), Конвенция о разрешении арбитражным путем гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического и научно-технического сотрудничества (Москва, 26 мая 972 г.), Арбитражный регламент ЮНСИТРАЛ (28 апреля 1976 г.), Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже (Комиссия Организации Объединенных Наций по праву международной торговли, 21 июня 1985 г.), Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности (Киев, 20 марта 1992 г.).

Отсутствие правового регулирования по этому вопросу способствует и неоднозначности российской судебно-арбитражной и правоприменительной практики по спорам, вытекающим из отношений по правовым последствиям для уступки права требования по тем гражданско-правовым договорам, в отношении которых имеется соглашение о передаче этих споров на рассмотрение третейского суда. И даже по тем вопросам, в которых под влиянием правовой позиции, формулируемой Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации, можно констатировать некоторую стабильность, соответствующее теоретическое обоснование этой позиции критикуется рядом ученых. Более того, хотя определенная правовая позиция и сформулирована надзорной инстанцией, однако кассационные суды не всегда принимают решения, соответствующие этой позиции.

Отметим, что и в российской правовой доктрине среди ученых-правоведов также отсутствует единство мнений о том, каковы последствия для третейского соглашения в том случае, если происходит перемена лиц в гражданско-правовом обязательстве. Помимо того, в юридической литера-туре нет единодушно признаваемой теории о том, каким образом переходят процессуальные права в случае замены лица в материально-правовом обязательстве, а также каковы последствия для третейского соглашения в случае реорганизации юридического лица вообще и его присоединения к другому юридическому лицу в частности. В дискуссии, которая идет в российской юридической литературе несколько десятилетий, обосновываются диаметрально противоположные точки зрения, вследствие чего учеными констатируется, что этот вопрос остается не до конца выясненным¹. ¹ Лебедев С. Н. Международный коммерческий арбитраж: компетенция арбитров и соглашение сторон. М., 1988. С. 77; Комментарий к части первой ГК РФ / Под ред. О. Н. Садикова. М., 1995. С. 379; Шерстюк В. М. Арбитражный процесс в вопросах и ответах (комментарии, рекомендации, предложения по применению АПК Российской Федерации). М., 1998. С. 69; Костин А. А. Некоторые проблемы международного коммерческого арбитража // Третейский суд. 2000. № 3. С.59; Резниченко И. М. Проблема правопреемства в третейском суде // Третейский суд. 2002. № 5/6. С. 107; Ануров В. Н. Перемена лиц в третейском соглашении // Третейский суд. 2003. № 2 (26). С. 124—131; № 3 (27). С. 107—118; Скворцов О. Ю. Третейское разбирательство предпринимательских споров в России. Проблемы. Тенденции. Перспективы. М., 2005. С. 305—319.

§ Понятие реорганизации юридического лица и возникающие вследствие этого правовые последствия

В российском гражданском законодательстве не сформулирована дефиниция понятия «реорганизация юридического лица». Вместе с тем из смысла нормативных положений, а также на основании общепризнанных положений цивилистической доктрины, можно сделать вывод о том, что реорганизация представляет из себя один из двух способов прекращения юридического лица. В отличие от другого способа прекращения юридического лица (ликвидации), реорганизация предполагает, что прекращение юридического лица влечет переход его прав и обязанностей другому, вновь образуемому юридическому лицу (за исключением выделения). Таким образом, реорганизация предполагает правопреемство между двумя юридическими лицами – упраздняемым и вновь возникающим. Такое правопреемство носит универсальный характер, которое, в отличие от сингулярного (частичного) правопреемства, охватывает все гражданские права и обязанности, имеющиеся у упраздняемого юридического лица и переходящие ко вновь образуемому юридическому лицу.

Как известно, реорганизация юридических лиц по российскому праву может осуществляться в одной из пяти форм: разделение, выделение, слияние, присоединение, преобразование. Этот перечень является исчерпывающим. Это означает, что реорганизация юридического лица вообще и коммерческой организации в частности в какой-либо иной форме не допускается.

Некоторые особенности имеет процедура реорганизации акционерного общества в форме присоединения. Под присоединением акционерного общества понимается прекращение одного или нескольких обществ с передачей всех их прав и обязанностей другому обществу (пункт 1 статьи 17 Федерального закона «Об акционерных обществах»). При реорганизации акционерного общества в форме присоединения к нему другого общества первое из них считается реорганизованным с момента внесения в единый государственный реестр юридических лиц записи о прекращении деятельности присоединенного общества (пункт 4 статьи 57 Гражданского кодекса Российской Федерации, пункт 4 статьи 15 Федерального закона «Об акционерных обществах»). При присоединении юридического лица к другому юридическому лицу к последнему переходят права и обязанности присоединенного юридического лица в соответствии с передаточным актом (пункт 2 статьи 58 Гражданского кодекса Российской Федерации).

Понятие «реорганизация юридического лица» в своей основе имеет исключительно цивилистическую основу. Это означает, что с помощью данного понятия объясняют процессы, происходящие в области гражданского права, которые не имеют прямого отношения к сфере процессуального права. В рамках реорганизации происходит переход комплекса гражданских прав и обязанностей от одного субъекта гражданского права к другому субъекту гражданского права. По этой причине это понятие формулируется в гражданском законодательстве. Эта концепция находит обоснование в классических работах как западных, так и российских юристов². ² См., например, Юлиус Барон. Система римского гражданского права. СПб, 2005. С. 152—153; Черепахин Б. Б.Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 311.

(В истории права традиционно разделялось преемство по гражданско-правовым обязательствам и процессуальное преемство. Сам по себе пере-ход имущественных прав еще не означает и переход процессуальных прав. Эта традиция восходит еще к римскому праву, в котором, помимо цессии по гражданско-правовому обязательству, требовалась и передача права на иск³. Римский законодатель, допуская переход права для цивильного обязательства, вместе с тем категорически не допускал процессуального правопреемства, в результате чего кредитор назначал цессионера своим представителем, который выступал против должника в суде, вчиняя иск от имени совершившего цессию⁴. Такое положение не может быть объяснено ссылками к консервативности римского законодателя. Необходимость разделения материально-правового и процессуального правопреемства предопределена объективными факторами, основанными на различной правовой природе, с одной стороны, гражданского права, а с другой стороны, процессуального права. ³ См. Савиньи Ф. К. Обязательственное право. СПб, 2004. С. 197 и далее. ⁴ См. Санфилиппо Чезаре. Курс римского частного права. М., 2000. С. 217; Франчози Дженнаро. Институционный курс римского права. М., 2004. С. 418—419; Цвайгерт К., Кётц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Том II. Договор. Неосновательное обогащение. Деликт. М., 1998. С. 161.

Применительно к теме настоящего исследования интересным представляются правила римского легисакционного процесса, которые предусматривали, что для вступления в процесс недостаточно одного правопреемства по материально-правовому обязательству; необходимо было еще и предъявление специального легисакционного иска с требованием назначить третейского судью (legis action per iudicis arbitrive postulationem)⁵.— Прим. авт.)В основе концепции универсального правопреемства субъективных прав и гражданских обязанностей лежат соображения о необходимости обеспечить: 1) имущественную основу вновь создаваемого юридического лица; 2) защиту имущественных прав кредиторов упраздняемого юридического лица. Указанные цели предопределяют особенности организации имущест-венных отношений, т. е. отношений гражданского оборота при реорганизации юридического лица и следующей за этим передачи имущественных прав вновь образованному юридическому лицу. ⁵ См. Гарсиа Гарридо М. Х. Римское частное право: Казусы, иски, институты. М., 2005. С. 170.

В наиболее авторитетных комментариях к Гражданскому кодексу Российской Федерации также отмечается гражданско-правовой характер понятия правопреемства⁶, используемого в гражданском законодательстве. Это исключает применение этой категории в иных отраслях законодательства (на-пример, в административном или таможенном законодательстве). Такой же позиции придерживается и судебная практика российских государственных судов⁷. В частности, в случае, если правопредшественник допустил административное правонарушение, то его правопреемник, даже несмотря на то, что он в результате реорганизации принял на себя весь комплекс гражданских прав и обязанностей, не может быть привлечен к административной ответственности. В данном случае правоприменительная практика справедливо исходит из недопустимости возложения обременений на лицо, которое собственными действиями не вызывало их. Продолжая эту логику применительно к проблемам настоящей статьи, можно отметить следующее: если исходить из того, что третейское соглашение влечет для связанных им лиц не только права, но и определенные обязанности (например, обязанность подчиниться юрисдикции третейского суда, обязанность выплаты арбитражного сбора и гонорара третейским судьям, обязанность исполнить решение третейского суда и т. д.), было бы несправедливым возлагать на лицо, не участвовавшее в заключении третейского соглашения, не легитимированные им обязанности. ⁶ Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая (постатейный) / Под ред. Н. Д. Егорова, А. П. Сергеева. М., 2005. С. 135. ⁷ См., например, постановление ФАС Московской области от 26.01.01 по делу № КА-А41/6524-00.

Следует различать материально-правовое правопреемство и процессуальное правопреемство. Между материальным правопреемством и процессуальным правопреемством имеется существенная разница. На это обстоятельство указывается в наиболее авторитетных российских изданиях по процессуальному праву⁸. Разница между указанными понятиями заключается в том, что при материальном правопреемстве к правопреемнику переходят субъективные гражданские права и обязанности (имущественные права); при процессуальном же правопреемстве к правопреемнику переходят процессуальные права и обязанности. При этом особым образом следует подчеркнуть, что материальное правопреемство на стороне истца не влечет за собой автоматически и процессуальное правопреемство⁹. Это объясняется отсутствием непосредственной связи между материальным правопреемством и процессуальным правопреемством (хотя опосредованная связь между этими институтами, конечно, существует и проявляется, как будет показано ниже, в нормах действующего процессуального законодательства). Таким образом, понятие реорганизации, содержащееся в гражданском законодательстве, не охватывает переход к новому субъекту прав процессуальных прав, принадлежащих упраздняемому юридическому лицу. ⁸ Курс советского гражданского процессуального права. В двух томах. Том 1: Теоретические основы правосудия по гражданским делам. М., 1981. С. 260; Арбитражный процесс / Под ред. В. В. Яркова. М., 2003. С. 120—121. ⁹ Курс советского гражданского процессуального права. В двух томах. Том 1: Теоретические основы правосудия по гражданским делам. М., 1981. С. 260.

§ Материальное правопреемство и процессуальное правопреемство

По общему правилу в случае реорганизации юридического лица необходимы дополнительные юридические факты, которые опосредуют про-цессуальное правопреемство и становятся основой для его легитимации. К числу таких юридических фактов, помимо решения о реорганизации, принимаемого уполномоченными лицами, следует отнести: 1) составление передаточного акта (разделительного баланса); 2) государственная регистрация вновь возникшего юридического лица либо внесение изменений в учредительные документы; 3) решение суда, которым окончательно легитимируется процессуальное правопреемство (последнее следует из пункта 1 статьи 48 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, согласно которому в случаях выбытия одной из сторон в спорном или уста-новленном судебным актом правоотношении (реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга, смерть гражданина и другие случаи перемены лиц в обязательства) арбитражный суд производит замену этой стороны ее правопреемником и указывает на это в судебном акте). Аналогичная по сути норма содержится и в пункте 1 статьи 44 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, согласно которому в случае выбытия одной из сторон в спорном или установленном решением суда правоотношении (смерть гражданина, реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга и другие случаи перемены лиц в обязательствах) суд допускает замену этой стороны ее правопреемником. Для того, чтобы суд имел возможность проверить основания процессуального правопреемства, он вправе приостановить производство по делу (пункт 2 статьи 144 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации). В процессе такой легитимации проверяется законность юридических фактов, лежащих в основе правопреемства между двумя юридическими лицами. При этом, как отмечается в юридической литературе, вовлечение правопреемника в судебный процесс зависит исключительно от того, сочтет ли суд представленные доказательства в подтверждение правопреемства достаточными или придет к выводу о недоказанности правопреемства¹⁰. ¹⁰ Приходько И. А. Доступность правосудия в арбитражном и гражданском процессе: основные проблемы. СПб., 2005. С. 332.

§ Процессуальное правопреемство как следствие реорганизации и цессии

Применительно к теме настоящего исследования важно подчеркнуть, что при рассмотрении вопросов действия третейского соглашения при универсальном правопреемстве (в случае реорганизации) следует руководствоваться теми же принципами и правилами, которые существуют и при случаях сингулярного правопреемства и их влиянии на судьбу тре-тейского соглашения. В данном случае не важно, что в основе соответствующего правопреемства лежит не договор, заключаемый сторонами, а иной юридический факт, с которым законодатель связывает отношения преемства – реорганизацию юридического лица. Такое мнение поддерживается в российской юридической литературе¹¹. Конечно, при этом должны быть учтены и дополнительные особенности, возникающие при реорганизации юридического лица и отличающие эту правовую процедуру от таких юри-дических фактов, каковыми являются договоры. ¹¹ Ануров В. Н. Перемена лиц в третейском соглашении // Третейский суд. 2003. № 2 (26). С. 124.

Процессуальное правопреемство предполагает переход процессуальных прав от одного субъекта права к другому субъекту права в рамках единого судебного процесса. Если, по общему правилу, в гражданском праве правопреемство регулируется на основе принципа «все, что не запрещено за-коном — разрешено», то в процессуальном праве правопреемство должно подчиняться прямо противоположному принципу: «разрешено только то, что прямо предусмотрено в законе». Это объясняется тем, что процессуальное право входит в сферу публичного права, среди основных направлений регулирования которого находится реализация судебной защиты субъектов экономического оборота, то есть сфера в основном императивных предписаний, которые, по общему правилу, не могут изменяться волеизъявлением заинтересованных субъектов (за исключением специально оговоренных в законодательстве случаев).

В сфере процессуального права возникновение, изменение или прекращение правоотношений происходит только на основании тех юридических фактов, которые предусмотрены действующим законодательством. Главным образом это касается случаев так называемой договорной подсудности и до-говорной подведомственности. Так, законодатель устанавливает, что стороны вправе заключить третейское соглашение, т. е. своим усмотрением изменить подведомственность рассмотрения споров. Эта правовая возможность допустима только в силу прямого дозволения в законодательстве. Указанное правило не подлежит расширительному толкованию и не может распространяться на тех лиц, которые прямо, в ясно выраженной и в требуемой законом форме, не выразили своего согласия присоединиться к третейскому соглашению.

Кроме того, и процедура процессуального правопреемства строго регламентирована и может осуществляться только в соответствии с теми пра-вилами, которые установлены процессуальным законом. При этом следует иметь в виду, что процедура правопреемства в материальных обязательствах в российском гражданском праве не содержит норм, которыми бы определялось процессуальное правопреемство. Эти правила содержатся в процессуальном законодательстве. Таким образом, правила о правопреемстве по материальным обязательствам не только не охватывают процессуального правопреемства, но и не могут быть распространены и применены по аналогии к процессуальному правопреемству.

§ Уступка требования и судьба третейского соглашения

Поскольку третейское соглашение, хотя и является юридическим фактом, который формируется частными субъектами, производит процессуально значимые последствия – изменяет подведомственность рассмотрения дела. При этом юрисдикция государственных судов исключается. Это означает, что третейские соглашения могут заключаться только в тех пределах, которые оп-ределены законодательно. Применительно к уступке требования это означает, что автономность третейского соглашения влечет необходимость получения согласия цессионария на рассмотрение дела в третейском суде. По этому поводу еще в 1984 г. Внешнеторговая арбитражная комиссия (ВТАК) при Торгово-промышленной палате в Москве (предшественник Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации) высказалась следующим образом: «Будучи автономным процессуальным договором, оно (арбитражное соглашение) требует самостоятельного согласия цессионария на подчинение той юрисдикции, которая была избрана сторонами в договоре» (решение ВТАК от 9 июля 1984 г.)¹². Вместе с тем, упомянутый подход к определению судьбы третейского соглашения вследствие цессии по основному материальному обязательству в новейшее время был изменен на кардинально противоположный. В частности, Высший Арбитражный Суд Российской Федерации дважды об-ращался к этому вопросу во второй половине 90-х годов, в результате чего сформулировал правило о том, что третейская оговорка является «условием осуществления цедированного цессионарию права, обязательным для него даже в случае, когда в договоре цессии не было условия о цитирование арбитражной оговорки»¹³. Эта позиция подкреплялась и мнением ряда ученых, которые полагают, что переход к другому лицу права (обязанности) стороны контракта означает правопреемство и в отношении условий, содержащихся в арбитражной оговорке¹⁴. ¹² На эту тему см.: Костин А. А. Некоторые проблемы международного коммерческого арбитража // Третейский суд. 2000. № 3. С. 59—60; Костин А. А. Перемена лиц в арбитражном соглашении // Третейский суд. 2005. № 1 (37). С. 47. ¹³ Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 17.06.97 № 1533/97 // Вестник ВАС РФ. 1997. № 9; Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 16.02.98 № 29 «Об утверждении Обзора судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц» // Вестник ВАС РФ. 1998. № 4. ¹⁴ Мусин В. А. Арбитражная оговорка во внешнеторговом контракте и проблема правопреемства // Третейский суд. 2000. №4. С.38; Гражданский процесс. Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. / Под ред. В. А. Мусина, Н. А. Чечиной, Д. М. Чечота. М., 2000. С. 481 (автор главы — В. А. Мусин).

Однако указанные судебные акты встретили весьма жесткую критику в юридической литературе¹⁵. Не разделяя ту жесткость, которую обрела фор-ма критики, отметим, что с точки зрения ее существа она имеет основания. Попутно отметим и то, что неубедительность правовой позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации проявилась в том, что кассационные суды (федеральные арбитражные суды округов), несмотря на имеющиеся разъяснения, иной раз принимали решения, которые не укладывались в рамки рекомендаций высшей судебной инстанции¹⁶. (Интересно отметить, что в одном из споров, в котором речь шла о судьбе третейского соглашения вследствие перевода долга, кассационная инстанция свои выводы о недопустимости следования такой оговорке материальным правам основывала на обосновываемом нами подходе с использованием тех же аргументов, сводя-щихся к автономности третейского соглашения¹⁷. — Прим. авт.) ¹⁵ Белов В. А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. Опыт исторического исследования, теоретической и догматической конструкции и обобщения российской судебной практики. М., 2000. С. 249—251. ¹⁶ См., например, постановление ФАС Восточно-Сибирского округа № 86/2001- С1/02-Ф02-3818/02-С2; постановление ФАС Волго-Вятского округа от 08.10.04 № А43-8080/2004- 23-220; постановление ФАС Московского округа от 19.08.02 № КА-А40/5317-02. ¹⁷ Постановление ФАС Уральского округа от 20.05.03 № Ф09-1221/03-ГК.

В цивилистической литературе возможность уступки права (в том числе и в рамках реорганизации юридического лица) рассматривается как свойство субъективного обязательственного права¹⁸. ¹⁸ Почуйкин В. В. Уступка права требования: основные проблемы применения в современном гражданском праве России. М., 2005. С. 38.

В соответствии с пунктом 3 статьи 308 Гражданское право Российской Федерации обязательство не создает обязанностей для лиц, не участвую-щих в нем в качестве сторон (для третьих лиц). Это правило основывается на общегражданском принципе, согласно которому граждане и юридические лица свободны в установлении своих прав и обязанностей (пункт 2 статьи 1 Гражданского кодекса Российской Федерации). Таким образом, в случае уступки права требования по материальному обязательству недопустимо возложение обязанности, вытекающей из третейского соглашения, на цессионария помимо его воли.

При осуществлении реорганизации юридического лица в форме его присоединения к другому юридическому лицу к последнему, помимо прав, передаются и обязанности присоединенного юридического лица (пункт 2 статьи 58 Гражданского кодекса Российской Федерации). Для обеспечения имущественных интересов кредиторов реорганизуемого юридического лица им предоставлено право потребовать прекращения или досрочного исполнения обязательства, должником по которому является это юридическое лицо, и возмещения убытков (пункт 2 статьи 60 Гражданского кодекса Российской Федерации). Применительно к третейскому соглашению, которое было заключено реорганизуемой организацией, законодатель не делает каких-либо оговорок, однако было бы вполне уместным провести в данном случае некую аналогию. Суть соответствующего подхода заключается в том, что третейская оговорка по основному обязательству, которая была заключена реорганизуемой организацией, должна рассматриваться в ка-честве некоего обременения для вновь возникающего субъекта, поскольку она ставит последнего в весьма жесткие рамки в связи с необходимо стью им защиты своего права (лишает его права обратиться за разрешением спора к государственному суду). Было бы несправедливо при таких обстоятельствах не учитывать интересы и мнение вновь возникающего субъекта относительно этого обременения. Поэтому, как представляется, в случае реорганизации юридического лица, третейское соглашение не должно связывать вновь возникающее юридическое лицо, что, конечно, ни в коей мере не препятствует ему вновь заключить третейское соглашение с должником о рассмотрении спора в том же третейском суде.

С гражданско-правовой точки зрения при реорганизации происходит как уступка прав требования (цессия), так и перевод долга. Между тем в отношении перевода долга действуют императивные требования, которые требуют обязательного согласования перевода долга с кредитором (пункт 1 статьи 391 Гражданского кодекса Российской Федерации). Таким образом, недопустимо свободное выделение из состава субъективного права без перевода возложенной обязанности на субъектов, участвующих в этих отношениях. Если рассматривать в качестве обязанности необходимость подчиняться юрисдикции третейского суда, то без согласия цессионария перевод долга недопустим.

§ Дополнительные аргументы

Дополнительные аргументы, основанные на принципе автономности третейского соглашения

Принцип автономности третейского соглашения от основного договора не вызывает особых сомнений в правовой доктрине. Вследствие этого указанный принцип закреплен как в международных правовых актах, регулирующих третейское разбирательство, так и во внутригосударственных законах, регламентирующих третейское судопроизводство (пункт 1 статьи 17 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации», пункт 1 статьи 16 Закона Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже»).

Принцип автономности третейского соглашения подразумевает право-вые последствия двоякого рода. Во-первых, автономность третейского со-глашения означает, что недействительность основного договора не влечет недействительности третейского соглашения. И, во-вторых, автономность третейского соглашения означает независимость третейского соглашения от трансформаций материально-правового обязательства. Это означает, что если происходит такое изменение материального обязательства, которое приводит к замене лица в этом обязательстве, то само по себе это не влечет замену в третейском соглашении.

Признание автоматического характера следования третейского соглашения судьбе основного обязательства игнорирует устоявшуюся и общепризнанную доктрину автономности третейского соглашения. Игнорирование этой доктрины в частном вопросе таит в себе угрозу дестабилизации и всей концепции автономности третейского соглашения в целом, что, несомненно, весьма негативно скажется как на идее, так и на практике третейского раз-бирательства (международного коммерческого арбитрирования), которое является одним из институтов гражданского общества, основанного на принципах рыночной экономики.

Таким образом, принцип автономности третейского соглашения диктует необходимость учета мнения нового кредитора (независимо от того гражданско-правового факта, который лежит в основе его появления в обязательстве, – от договора уступки требования либо от реорганизации) при определении условий защиты его права – государственным судом или третейским судом.

Следует отметить не случайный характер, включенного в законопроект Швеции об арбитраже правила, согласно которому в случае уступки прав и обязанностей по третейскому соглашению одной из сторон, третейское соглашение применяется между оставшейся стороной и новой стороной только в случае, если они могут рассматриваться как достигшие соглашения об этом. И хотя это правило так и не попало в окончательный текст Закона Швеции об арбитраже, исследователи отмечают, что оно в большей степе-ни соответствовало принципу автономности третейского соглашения и его юридической природе¹⁹. ¹⁹ Ануров В. Н. Перемена лиц в третейском соглашении // Третейский суд. 2003. № 2 (26). С. 130—131; Кудряшов С. М. Новый Закон об арбитраже в Швеции // Третейский суд. 2000. № 3. С.11.

Дополнительные аргументы, основанные на фидуциарном характере третейского соглашения

Одним из принципов третейского судопроизводства является его фидуциарный характер. Фактор доверительности лиц, заключающих третейское соглашение, предполагает их особое доверие не только во взаимоотношениях между собой, но и к тому третейскому суду, которому они частным образом доверяют разрешение возникшего между ними пра-вового конфликта. В том случае, если субъект не участвовал в заключении третейского соглашения, было бы несправедливо возлагать на него без его желания обязанность подчиниться юрисдикции такого частного юрисдикционного образования, каковым является третейский суд (международный коммерческий арбитраж), исходя из соображений фидуциарности (особой доверительности) таких отношений. Таким образом, применительно к обсуждаемому вопросу, лицо, возникшее вследствие реорганизации иного юридического лица, не связано теми процессуальными обязанностями, ко-торыми обладало последнее. В литературе есть поддержка указанной точки зрения. Так, в исследовании, посвященном проблемам третейского разбирательства, отмечается, что «общим правилом в арбитраже (третейском суде) является недопустимость уступки права по третейскому соглашению без согласия другой стороны. Исключением из этого правила выступают случаи отказа сторон третейского соглашения от сохранения доверитель-ного характера отношений участников третейского разбирательства и соблюдения принципа добровольности волеизъявления сторон»²⁰. ²⁰ Ануров В. Н. Перемена лиц в третейском соглашении // Третейский суд. 2003. № 3 (27). С.114.

Особое доверие к третейским судам связано и с тем, что лицо, заключаю-щее третейское соглашение отдает отчет определенного рода юридическим рискам, сопутствующим третейскому разбирательству. Так, решения третейских судов не подлежат пересмотру государственными судами по существу, как правило вступают в законную силу немедленно и не могут быть обжалованы в апелляционном, кассационном или надзорном порядке. Все это требу-ет особого доверия к третейскому суду со стороны лиц, готовых подчиниться его юрисдикции. Таким образом, если лицо не выразило установленным способом своего согласия довериться третейскому суду, было бы несправедливым возлагать на него соответствующие «юрисдикционные риски».

Об ограничении автоматического перехода к цессионарию прав из арбитражной оговорки пишут и другие российские юристы. Так, профессор А. П. Вершинин пишет следующее: «Для чего требуется исследовать «процессуальные» условия защиты права в случае уступки права по основному обязательству? А дело в том, что арбитражное соглашение не обеспечивает «автоматически» тех же условий защиты права, которые существовали к моменту его передачи. В связи с наличием разных институциональных третейских судов и доверительным характером арбитражного соглашения замена его сторон может существенно изменить условия права требования. Так, например, согласно арбитражному соглашению, дело в соответствии с арбитражным соглашением может быть отнесено к компетенции постоянного третейского суда при каком-либо объединении (ассоциации, союзе). В этом случае передача права требования новому лицу способна нарушить имевшиеся условия права требования вследствие различных отношений сторон с соответствующим объединением. В частности, правопреемник может не быть членом объединения, тогда как первоначальные стороны и, соответственно, должник, являются его членами.

Возможна и другая ситуация, когда правопреемник является участником объединения, при котором находится третейский суд, а первоначальные стороны не имеют к нему какого-либо отношения. Таким образом, арбитражное соглашение о рассмотрении дела в постоянном третейском суде какого-либо объеди-нения может войти в про тиворечие с нормой о переходе права к новому кредитору на тех же самых условиях, которые существовали к моменту перехода права. Подобные противоречия показывают, что будучи общим правилом переход прав из арбитражного соглашения вслед за уступкой права требования недопустим в тех случаях, когда нарушаются условия за-щиты права, существовавшие к моменту его перехода»²¹. Заместитель пред-седателя Сибирского третейского суда М. Г. Шилов отмечает, что, «учитывая автономность третейской оговорки от других условий договора, третейская оговорка это соглашение сторон, не зависящее от других условий договора, по существу договор в договоре. Соответственно замена стороны в третейском соглашении возможна только с согласия обеих сторон договора. Заключая третейское соглашение, стороны приобретают одновременно и право и обязанность подчиниться юрисдикции данного третейского суда. Соответственно, уступая право по третейскому соглашению, необходимо передать и обязанность. А такая передача в силу статьи 391 Гражданского кодекса Российской Федерации возможна только с согласия кредитора в обязательстве. Более того, соглашаясь на передачу спора с конкретным лицом на разрешение третейского суда, сторона могла, например, пред-полагать, что сведения о судебном процессе именно с этим лицом в силу его личных особенностей останутся неразглашенными, возможно, в силу принятого порядка делопроизводства, возможно, исходя из необходимо-сти сохранить коммерческую тайну взаимоотношений между сторонами третейского соглашения. То есть в данном случае право лица обратиться в третейский суд неразрывно связано с личностью кредитора и в силу статьи 383 Гражданского кодекса Российской Федерации не может переходить к другому лицу. В соответствии с пунктом 1 статьи 388 Гражданского кодекса Российской Федерации уступка требования кредитором другому лицу допускается, если она не противоречит закону, иным правовым актам или договору. Наконец, нетрудно видеть, что уступка права возможна толь-ко в обязательстве, пусть даже возникшем из договора. Соответственно, в случае уступки права на получение оплаты за поставленный товар первоначальный кредитор заменяется новым кредитором только в обязательстве по оплате и акцессорных обязательствах обеспечивающих это право. В иных обязательствах, возникших из того же договора, замена не происходит. Поскольку третейская оговорка является условием, отличным от обеспечительных, уступка права по любому из основных обязательств договора не влечет перемену лица в обязательстве, возникшем из третейского соглашения безотносительно, включено ли оно в договор (третейская оговорка) или нет»²². Ограниченная оборотоспособность тех прав из арбитражной оговорки, которые возникают вследствие цессии, отмечаются и другими российскими юристами, причем как специалистами в области материального права, так и процессуалистами²³.
²¹ Вершинин А. П. Арбитражное соглашение является обязательным в случае уступки права по основному обязательству, если сторонами обеспечиваются те же условия его защиты, которые существовали к моменту перехода права // Юридическая практика. 1998. № 3 (14). С. 112—114. ²² Морозов М. Э., Шилов М. Г. Процессуальные особенности третейского разбирательства. // http://arbitrage.ru/ index.php?option= com_content&task=view&id= 89&Itemid=11. ²³ См., например, Мусин В. А. Арбитражная оговорка во внешнеторговом контракте и проблема правопреемства // Третейский суд. 2000. № 4. С. 29—40; Байбак В. В. Обязательственное требование как объект гражданского оборота. М., 2005. С. 128—129.

Таким образом, с нашей точки зрения, нет оснований солидаризироваться с мнением, высказанным профессором В. А. Мусиным о том, что не следует переоценивать значение личного фактора в третейском соглашении²⁴.
²⁴ Мусин В. А. Постатейный научно- практический комментарий к Федеральному закону «О третейских судах в Российской Федерации» // Третейский суд. 2003. № 1(25). С.22 (комментарий к статье 5); Мусин В. А. Арбитражная оговорка во внешнеторговом контракте и проблема правопреемства // Третейский суд. 2000. № 4. С. 29—40.

Дополнительные аргументы, основанные на квалификации действий нарушителя как эксцесса при осуществлении права

Целью третейского соглашения является формирование условий, при которых может осуществляться защита нарушенного субъективного гражданского права. До тех пор, пока право существует в своем нормальном состоянии, нет оснований и для применения тех правил, которые форму-лируются для случаев нарушения правила. Арбитражное соглашение, как верно отмечается в литературе, не является правом в смысле положений статьи 382 Гражданского кодекса Российской Федерации²⁵. Нарушение же правил, установленных для обычной реализации прав и обязанностей сторон представляет из себя эксцесс, т. е. неисполнение обязательства. Между тем, в соответствии со статьей 390 Гражданского кодекса Российской Федерации первоначальный кредитор не отвечает перед новым кредитором за неисполнение этого требования должником. Таким образом, как верно отмечается в литературе, было бы по крайней мере несправедливым возлагать на цессионария бремя соблюдения тех условий о защите, о которых договорился цедент. Как следствие цессионарий не может быть связан односторонними действиями цедента, предпринятыми им на случай нарушения обязательств с его цедента, участием, иначе как с прямым выражением согласия на такую связанность. В противном случае цессионарию должна быть предоставлена возможность самостоятельно определять свои дей ствия в случае нарушения должником приобретенного права²⁶. К этой точке зрения примыкает и та позиция, которую формулирует председатель Федерального арбитражного суда города Москвы О. М. Свириденко, высказавший мнение о том, что недопустимо распространение третейской оговорки на нового кредитора, поскольку речь идет о процессуальном праве²⁷. ²⁵ Костин А. А. Некоторые проблемы международного арбитража // Третейский суд. 2000. № 3. С. 59. ²⁶ Белов В. А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. Опыт исторического исследования, теоретической и догматической конструкции и обобщения российской судебной практики. М., 2000. С. 250—251. ²⁷ Свириденко О. М. Цессия в арбитражной практике // Арбитражная практика. 2001. Спецвыпуск. С. 35—36.

Дополнительные аргументы, основанные на принципе добровольности подчинения действию третейского соглашения

Заключение третейского соглашения основано на принципе его добровольности. Даже в позитивном законодательстве при формулировании дефиниции понятия «третейского соглашения» фиксируется, что это соглашение сторон о передаче спора на разрешение третейского суда. Таким образом, лица, не участвовавшие в заключении третейского соглашения, не подчиняются его юрисдикции, если они прямо и добро-вольно не выразят согласия на это. На это обстоятельство справедливо обращается в юридической литературе, посвященной третейскому разбирательству²⁸. ²⁸ Lars Heuman. Current Issues in Swedish Arbitration. Kluwer. 1990. P. 48 // Цитируется по: Ануров В. Н. Перемена лиц в третейском соглашении // Третейский суд. 2003. № 2 (26). С. 125.