К вопросу о сущности залога (размышления над постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 10.03.16 No 7-П)

Шварц Михаил Зиновьевич Профессор кафедры гражданского процесса Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат юридических наук

Поводом к написанию настоящей статьи явилось постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 10.03.16 № 7-П «По делу о проверке конституционности части 1 статьи 21, части 2 статьи 22 и части 4 статьи 46 Федерального закона «Об исполнительном производстве» в связи с жалобой гражданина М. Л. Ростовцева». Постановление посвящено правовому регулированию сроков повторного предъявления исполнительного документа к исполнению в ситуации, когда взыскатель, ранее уже предъявивший исполнительный лист к исполнению, затем отозвал его из подразделения службы судебных приставов.

Конституционный Суд Российской Федерации исправил явную нелепость, допущенную в нормативном регулировании этого вопроса. Кратко напомним суть проблемы.

Согласно частям 1 и 4 статьи 46 Федерального закона от 02.10.07 № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» (далее — Закон) взыскатель вправе в любое время потребовать возвращения исполнительного документа, что приводит к окончанию исполнительного производства (пункт 3 части 1 статьи 47 Закона) с сохранением права повторного предъявления исполнительного листа к исполнению в пределах срока, установленного статьей 21 Закона. В свою очередь статья 22 Закона устанавливает, что срок предъявления исполнительного документа к исполнению прерывается предъявлением исполнительного документа к исполнению (пункт 1 части 1), после перерыва течение срока предъявления исполнительного документа к исполнению возобновляется, а время, истекшее до прерывания срока, в новый срок не засчитывается (часть 2).

Первое, что бросается в глаза, — явное логическое противоречие в части 2 статьи 22 Закона: если после перерыва течение срока предъявления исполнительного документа к исполнению возобновляется (!), то это может означать лишь то, что с этого момента однажды начавший свое исчисление срок продолжает течь в оставшейся (на дату прерывания его течения) части. Но следующее предложение прямо опровергает этот вывод: если время, истекшее до прерывания срока, в новый срок не засчитывается, это свидетельствует о том, что начинается течение нового срока, а отнюдь не возобновление ранее прерванного срока.

Противоречия усугубляются тем, что взыскатель вправе в любое время, не объясняя мотивы, без оплаты понесенных в исполнительном производстве к этому моменту расходов, отозвать исполнительный лист, сохраняя без ограничений возможности повторного предъявления исполнительного документа к исполнению в течение нового срока для совершения этого действия. Подобное покровительственное отношение к взыскателю объективно порождает иждивенческую модель его поведения. Однажды заставив работать аппарат принудительного исполнения, взыскатель вправе в любой момент остановить эту работу, сделав бессмысленными все предпринятые к этому моменту усилия и понесенные расходы, а потом опять предъявить исполнительный документ к исполнению, вновь приведя в движение механизм принудительного исполнения, тем самым вынудить государство к повторному несению всех видов расходов на претворение требований исполнительного документа в жизнь, с сохранением права еще раз прервать развитие исполнительного производства отзывом исполнительного документа... А учитывая, что после каждого отзыва исполнительного документа начинается новый срок на предъявление исполнительного документа к исполнению, взыскатель может поступать так неопределенное количество раз без каких-либо последствий для себя. Особое недоумение вызывает то, что взыскатель вправе отозвать исполнительный лист из под разделения Федеральной службы судебных приставов (ФССП) в любой момент, например накануне проведения публичных торгов по продаже имущества должника, что немедленно делает напрасными работу и независимого оценщика по оценке предмета торга, и специализированной организации по продаже арестованного имущества, которая готовила торги, и действия потенциальных участников торгов по заключению договора о внесении задатка и его перечислению и т. п., не говоря уже о работе пристава-исполнителя. И никаких (!) последствий для взыскателя такое поведение не имеет.

Именно с подобным манипулированием исполнительным документом (предъявление — отзыв — предъявление — отзыв — …) столкнулся гражданин М. Л. Ростовцев, заложивший ОАО «Сбербанк России» свое имущество. Получив исполнительный лист об обращении взыскания на заложенное имущество, банк неоднократно предъявлял к исполнению и отзывал исполнительный лист с исполнения. М. Л. Ростовцев полагал, что рано или поздно срок для предъявления исполнительного документа истечет, однако, буквально применяя часть 2 статьи 22 Закона, суды отказали ему в жалобе на признание незаконным очередного постановления судебного пристава-исполнителя о возбуждении исполнительного производства, ибо... течение срока предъявления исполнительного документа к исполнению каждый раз начинается заново, то есть после каждого отзыва исполнительного документа из службы банк получал новый трехлетний срок для совершения этого действия.

Разумеется, исправить все нелепости нормативного регулирования последствий отзыва исполнительного документа с исполнения Конституционный Суд Российской Федерации в одном постановлении не мог. Не погружаясь в детальное обсуждение возможных вариантов будущих решений, отметим, что их спектр весьма широк: от полного отказа от предоставления взыскателю права отзывать исполнительный лист с исполнения с сохранением права отказа от взыскания (последнее влечет, как известно, запрет повторного предъявления исполнительного документа к исполнению) до сохранения права отзыва исполнительного листа с возложением на взыскателя обязанности компенсировать все понесенные государством к этому моменту расходы, а между этими крайними вариантами находятся установление перечня оснований к отзыву исполнительного документа, закрепление требования мотивировать заявление об отзыве уважительными причинами и т. д.

В анализируемом постановлении Конституционный Суд Российской Федерации, оставаясь, как предписано законом, в пределах поступившей на рассмотрение жалобы М. Л. Ростовцева, подверг конституционно-правовому анализу правила об исчислении срока на предъявление исполнительного документа к исполнению после состоявшегося перерыва его течения и постановил признать их не соответствующими Конституции Российской Федерации «в той мере, в какой эти положения в их взаимосвязи позволяют — при неоднократном прерывании срока предъявления исполнительного документа к исполнению предъявлением исполнительного документа к исполнению с последующим возвращением взыскателю на основании его заявления — всякий раз исчислять течение этого срока заново с момента возвращения исполнительного документа по данному основанию взыскателю и продлевать его тем самым на неопределенно длительное время».

Выполняя предписание Конституционного Суда Российской Федерации о внесении в действующее правовое регулирование изменений, вытекающих из данного постановления, федеральный законодатель дополнил статью 22 Закона частью 3.1, в которой воспроизвел пункт 3 резолютивной части постановления: в случае если исполнение по ранее предъявленному исполнительному документу было окончено в связи с отзывом взыскателем исполнительного документа либо в связи с совершением взыскателем действий, препятствующих его исполнению, период со дня предъявления данного исполнительного документа к исполнению до дня окончания по нему исполнения по одному из указанных оснований вычитается из соответствующего срока предъявления исполнительного документа к исполнению, установленного федеральным законом (пункт 1 статьи 2 Федерального закона от 28.05.17 № 101-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»). Это решение также не является идеальным и содержит в себе очередные внутренние противоречия, но они не являются предметом настоящей статьи.

Давая характеристику поведения взыскателя, неоднократно предъявляющего к исполнению и отзывающего исполнительный документ с исполнения, Конституционный Суд Российской Федерации, не отклоняясь от обстоятельств дела с участием гражданина М. Л. Ростовцева и ОАО «Сбербанк России», оценивал потребность взыскателя отозвать исполнительный лист с исполнения с учетом существа права залога. И это привело его к включению в мотивировочную часть постановления суждений, которые особым образом раскрывают правовое положение залогодателя. Они-то и привлекли наше внимание.

Воспроизведя установленный статьей 58 Федерального закона от 16.07.98 № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)» порядок реализации заложенного имущества, предусматривающий проведение повторных публичных торгов со снижением начальной продажной цены на 15 процентов и т. д., Конституционный Суд Российской Федерации отметил: «В основе логики такого правового регулирования лежит учет объективных закономерностей рыночной экономики, предполагающих необходимость последовательного снижения цены заложенного имущества в случае, если его не удается реализовать на публичных торгах. Это означает, что суммы, вырученной от реализации заложенного имущества, может быть недостаточно для удовлетворения в полном объеме требований взыскателя по обеспеченному залогом обязательству. <…> Таким образом, при обращении взыскания на имущество, являющееся предметом залога, взыскатели несут риски, связанные с изменением рыночной стоимости этого имущества и возможностью его реализации, что может побуждать их в надежде на улучшение ситуации на рынке к подаче, причем неоднократной, заявления о возвращении исполнительного документа. Негативные последствия затягивания течения срока предъявления исполнительного документа к исполнению испытывают и должники» (пункт 3.3 мотивировочной части).

И далее: «Между тем допускаемая взаимосвязанными положениями статей 21, 22 и 46 Федерального закона „Об исполнительном производстве“ возможность неоднократного прерывания течения срока предъявления исполнительного документа к исполнению, вследствие чего этот срок всякий раз начинает течь заново, посредством свободного волеизъявления взыскателя на отзыв исполнительного документа из службы судебных приставов ведет к неопределенному по длительности фактическому выведению имущества должника из сферы гражданского оборота и ограничению его права собственности на это имущество. В результате при реализации заложенного имущества, равно как и любого имущества, на которое может быть обращено взыскание, риски, обусловленные изменением его рыночной стоимости вследствие затягивания исполнительного производства взыскателем путем неоднократного предъявления исполнительного документа к исполнению, вопреки принципу правовой справедливости в большей степени ложатся на должника, тем более в случаях, когда он в целях исполнения обязательства, не имея денежных средств для этого, не препятствует обращению взыскания на какое-либо свое имущество, либо если он не может распорядиться своим имуществом, в том числе для исполнения обязательства, в связи с тем что на это имущество наложен арест либо оно находится под залогом. Подобное законодательное регулирование не может рассматриваться как обеспечивающее стабильность и предсказуемость гражданского оборота и — в нарушение конституционного баланса интересов взыскателя и должника в исполнительном производстве — приводит к существенному ущемлению права собственности должника, препятствует его эффективной судебной защите» (пункт 3.4 мотивировочной части).

Обратим внимание на последнее. Конституционный Суд Российской Федерации исходит из того, что не имеющий денежных средств для исполнения требований исполнительного документа должник лишен возможности продать свое имущество в целях такого исполнения «в связи с тем, что на это имущество наложен арест либо оно находится под залогом». Верно ли это утверждение?

Начнем с ареста. Окончание исполнительного производства по любому основанию влечет отмену ограничений прав должника на его имущество (часть 4 статьи 47 Закона), поэтому после отзыва взыскателем исполнительного документа для должника открывается «окно», в период которого (до нового предъявления исполнительного листа к исполнению) он может самостоятельно распорядиться своим имуществом, а вырученные средства перечислить взыскателю.

Если Конституционный Суд Российской Федерации имел в виду арест, наложенный судом в порядке обеспечения иска или обеспечения исполнения решения (статьи 90, 91, часть 7 статьи 182 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, статьи 139, 140, 213 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации), которое сохраняется до исполнения решения суда (часть 4 статьи 96 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, часть 3 статьи 144 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации), то по смыслу закона эти меры не могут сохраняться после отзыва взыскателем исполнительного документа с исполнения: они сохраняются после принятия решения именно для того, чтобы обеспечить имущественные интересы взыскателя в период с даты принятия решения суда до получения исполнительного документа и предъявления его к исполнению — они не позволяют должнику в этот промежуток времени совершить действия, которые сделают невозможным фактическое удовлетворение подтвержденного судом притязания. После возбуждения исполнительного производства конкретный набор мер, обеспечивающих фактическое исполнение требований исполнительного документа, определяет судебный пристав-исполнитель, в частности он решает, на какое имущество наложить, а с какого снять арест и т. п., и он не может быть связан действием обеспечительных мер, наложенных судом, которые входят в исполнительное производство с самого его возбуждения, но далее трансформируются в меры, принятые приставом (если он сохранил их), либо отменяются им исходя из совокупности фактических обстоятельств в этом исполнительном производстве. «Пережить» окончание исполнительного производства по основанию отзыва исполнительного документа взыскателем эти меры не могут, ибо таким отзывом взыскатель продемонстрировал утрату интереса к исполнению, а за отсутствием последнего, являющегося объектом обеспечения, отпадают и меры, направленные на создание условий по удовлетворению этого интереса. Поэтому не существует ареста, который может воспрепятствовать должнику продать свое имущество, в том числе в целях удовлетворения взыскателя, после окончания исполнительного производства вследствие отзыва исполнительного документа.

Что касается залога, то этот вопрос является более сложным. С одной стороны, окончание исполнительного производства по обращению взыскания на предмет залога по основанию отзыва исполнительного документа не влечет прекращения права залога — в этом с Конституционным Судом Российской Федерации следует полностью согласиться. Но препятствует ли залоговое обременение собственнику-залогодателю продать заложенную вещь после наступления срока исполнения обеспеченного залогом обязательства в целях удовлетворения требований залогодержателя?

Здесь мы и подошли к вопросу, обозначенному в названии статьи.

Залогу посвящена обширная научная литература, этот институт находится в весьма привилегированном положении среди прочих институтов гражданского права с точки зрения внимания специалистов в области цивилистики. Но нам не приходилось встречать высказываний о том, что залог дает право залогодержателю определять юридическую судьбу вещи, не позволяя залогодателю продать ее в целях исполнения обязательства. Возможно, это связано с восприятием правила пункта 2 статьи 346 Гражданского кодекса Российской Федерации о запрете отчуждения предмета залога без согласия залогодержателя как основания считать, что закон тем самым решил этот вопрос, запретив залогодателю претендовать на его самостоятельное отчуждение в указанных целях, но, как будет показано далее, это нормативное предписание такого значения не имеет.

Поиск баланса интересов вызывает ряд сложностей.

С одной стороны, наступление срока исполнения обязательства отнюдь не обязывает кредитора-залогодержателя предпринимать меры к получению исполнения. Он располагает трехлетним сроком исковой давности, а после получения положительного решения имеет трехлетний же срок предъявления исполнительного документа к исполнению. Трудно не согласиться с Конституционным Судом Российской Федерации в том, что изменение рыночной конъюнктуры может стимулировать кредитора не торопиться с обращением взыскания на предмет залога в ожидании роста цен на него — для экономической ситуации последних лет подобные рассуждения являются весьма оправданными. В то же время в обстоятельствах роста цен на предмет залога кредитор в принципе не имеет оснований спешить с принудительным осуществлением притязания, ибо растущая цена гарантирует ему полное удовлетворение требования.

С другой стороны, должник, не располагающий иным имуществом для удовлетворения кредитора, желает реализовать предмет залога как можно скорее, с тем чтобы остановить начисление процентов, убытков, исполнить обязательство хотя бы в части, или, опасаясь смены благоприятной конъюнктуры на противоположную, желает продать предмет залога немедленно, так как оценивает перспективы изменения его стоимости весьма пессимистично. Перечень подобных мотивов можно продолжать. Например, вполне реальна ситуация, в которой стоимость предмета залога намного превышает размер обеспеченного залогом обязательства, поэтому должник имеет интерес в скорейшей продаже вещи, что позволит сохранить максимальный остаток ее стоимости в его распоряжении, а залогодержатель, напротив, в таких обстоятельствах не имеет причин торопиться с обращением взыскания на предмет залога, ибо уверен, что вырученных средств хватит на получение и штрафных процентов, и убытков, и т. п.

Итак, обладает ли должник-залогодатель правом продать заложенную вещь в целях удовлетворения кредитора-залогодержателя немедленно после наступления срока исполнения обязательства, хотя бы такая продажа не гарантировала полное удовлетворение требований кредитора в связи со снижением цены предмета залога? Как можно понять из текста анализируемого постановления, Конституционный Суд Российской Федерации отвечает на этот вопрос отрицательно. Другими словами, залог дает залогодержателю не только преимущество перед другими кредиторами при удовлетворении требования из стоимости его предмета, но и право определять момент реализации предмета залога, отстраняя собственника от возможности самостоятельно продать принадлежащую ему вещь в целях исполнения обязательства.

Полагаем, что оснований для такого вывода нет ни легальных, ни догматических, ни политико-правовых. Во-первых, в гражданском законодательстве подобных положений нет. Легальное определение залога (статья 334 Гражданского кодекса Российской Федерации) таких правомочий залогодержателя не содержит. Что касается предписаний пункта 2 статьи 346 Гражданского кодекса Российской Федерации о запрете залогодателю отчуждать предмет залога без согласия залогодержателя, если иное не предусмотрено законом или договором и не вытекает из существа залога, то его следует рассматривать как запрет отчуждения в целях иных, чем удовлетворение требований залогового кредитора, но не в качестве нормы, из которой выводится полное отстранение залогодателя от возможности распоряжения предметом залога. Продажа этой вещи в целях удовлетворения кредитора влечет прекращение залога и не способна причинять ему убытки.

Во-вторых, как бы ни складывалась ценовая конъюнктура на рынке вещей, к которым относится предмет залога, впавший в просрочку должник не может быть лишен права совершения действий, направленных на расчет с кредиторами и освобождение от долгов, хотя бы и частичное. Угроза начисления штрафных процентов, убытков сверх процентов и неустоек и т. д. объективно стимулирует должника к продаже своего имущества, включая заложенное. И залог не может служить препятствием к этому. Пассивное поведение кредитора, откладывающего реализацию вытекающих из права залога возможностей, может явиться результатом широкого спектра причин (от полной утраты интереса к исполнению до ожидания роста цен на рынке), но залог в любом случае не может давать ему право ставить залогодателя в положение неисправного должника, не имеющего возможности предпринять действия, направленные на исполнение обязательства, хотя бы и частичное, в пределах стоимости принадлежащего ему имущества. Правопорядок не должен допускать подобное, ибо это означало бы, что кредитор может вынуждать должника оставаться не исполняющим обязательство даже тогда, когда последний желал бы это сделать.

В-третьих, право преимущества, а именно оно и составляет существо залога, не дает залогодержателю полной власти над предметом залога, судьбу которого он определяет единолично. Собственником предмета залога остается залогодатель, и во всем, что касается ответственности всем своим имуществом по собственным долгам, он является лицом, которое должно иметь право отчуждать его в целях исполнения обязательства.

Возможно, Конституционный Суд Российской Федерации исходил из того, что в действующем законе нет специального иска, направленного на разрешение разногласий между не желающим продавать предмет залога залоговым кредитором и залогодателем, однако это весьма слабое оправдание для вывода, что право залога не позволяет залогодателю продать предмет залога в целях исполнения обязательства. Следует всегда исходить из того, что любой правомерный интерес имеет судебную защиту, а отсутствие упоминания конкретного иска в материальном законодательстве не может служить основанием считать, что она (защита) заблокирована (исключительно широкие формулировки таких способов защиты, как признание права и пресечение действий, создающих угрозу нарушения права (статья 12 Гражданского кодекса Российской Федерации), позволяют обратиться в суд с иском и в описываемой ситуации).

Выше мы в основном рассматривали ситуацию, при которой предмет залога является единственным имуществом, принадлежащим должнику и, соответственно, способным выступить предметом обращения взыскания в целях расчета с кредитором. Однако сделанные выводы будут справедливы и в случаях, когда должник имеет другое имущество, которое он мог бы свободно продать для исполнения обязательства, не затрагивая предмет залога. Основания для такого утверждения нам дает часть 2 статьи 78 Закона, согласно которой пристав-исполнитель обращает взыскание на предмет залога в первую очередь, даже если на исполнение поступил только исполнительный лист об исполнении обязательства без исполнительного листа об обращении взыскания на предмет залога. Из этого следует, что попытки залогового кредитора получить удовлетворение из стоимости незаложенных должником вещей, придерживая предмет залога на случай, если этой стоимости не хватит для погашения принадлежащего ему требования, будут пресечены судебным приставом-исполнителем. Другими словами, залогодержатель обязан в первую очередь реализовать право залога и только по результатам его осуществления получает доступ к стоимости незаложенного имущества. Значит, залогодатель вправе требовать обращения взыскания именно на предмет залога, хотя бы он и располагал иным имуществом, позволяющим ему рассчитаться с залоговым кредитором. Иное нарушает права других кредиторов этого должника, которым требование залогодержателя может быть противопоставлено только в части, оставшейся неудовлетворенной после реализации предмета залога.

Наконец, нельзя признать адекватным средством защиты интересов залогодателя, столкнувшегося с нежеланием залогодержателя осуществлять залоговое право, возможность для должника возбудить дело о собственной несостоятельности — должник может отнюдь не являться несостоятельным и лишь требует продажи именно предмета залога в целях удовлетворения своего кредитора.

Все изложенное полагаем справедливым и для случаев залога по чужим долгам. Данный залогодатель хотя и не подвергается риску обращения взыскания на свое незаложенное имущество, также имеет описанные выше интересы в скорейшем исполнении обязательства в целях остановки начисления процентов, получения максимального остатка от стоимости предмета залога и пр.

Подводя итог, отметим, что аргументация Конституционного Суда Российской Федерации в анализируемом постановлении вызывает больше вопросов, чем дает ответы. Право залога не дает и не может давать залоговому кредитору правомочий блокировать реализацию предмета залога залогодателем в целях исполнения обязательства при наступлении соответствующего срока. Закон должен быть дополнен процедурой осуществления залогодателем права произвести продажу предмета залога в целях исполнения обязательства, которая гарантировала бы соблюдение им этих целей и тем самым обеспечивала бы права залогового кредитора.