Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 13 ноября 2008 г. № 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения» (далее – Информационное письмо) сразу оказалось в центре внимания как ученых, так и практиков. Это закономерно: проблемы защиты собственности, конкуренции способов защиты права собственности, условий удовлетворения виндикационного иска прочно занимают одно из основных мест в цивилистических исследованиях последнего времени. Обращался к ним и Конституционный Суд Российской Федерации (далее – КС РФ) в известном постановлении от 21.04.03 № 6-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О. М. Мариничевой, А. В. Немировской, З. А. Скляновой, Р. М. Скляновой и В. М. Ширяева».
В настоящем комментарии мы предпримем попытку анализа позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее – ВАС РФ), изложенной в пункте 1 Информационного письма, с точки зрения процессуального права. Данный пункт посвящен соотношению таких способов защиты права собственности, как реституция и виндикация. Конкуренция данных исков являлась предметом весьма подробных и авторитетных исследований, известных тем, кого интересует данная проблематика, поэтому нет необходимости останавливаться на «вскрытии» той материально-правовой логики, которая стоит за позицией, занятой в итоге высшей судебной инстанцией. Обратимся к процессуальной стороне дела.
Процитируем пункт 1 Информационного письма: «Обществом с ограниченной ответственностью (продавцом) и акционерным обществом (покупателем) заключен и исполнен договор купли-продажи нежилых помещений. Исходя из ничтожности этого договора, общество с ограниченной ответственностью обратилось в арбитражный суд с исковым заявлением к акционерному обществу об истребовании из его незаконного владения переданных во исполнение договора помещений.
На стадии подготовки дела к судебному разбирательству в предварительном судебном заседании суд, определив характер спорного правоотношения, предлагал рассматривать заявление истца как требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки путем возврата сторонами друг другу всего полученного по сделке (пункт 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации, далее – ГК РФ). Истец не согласился с этим и настаивал на квалификации заявленного им требования как виндикационного и рассмотрении его на основании статьи 301 ГК РФ.
Рассматривая требование по существу, суд согласился с мнением истца относительно ничтожности спорного договора, однако в удовлетворении иска отказал, сославшись на то, что истцом, предъявившим виндикационное требование, а не требование о возврате каждой из сторон всего полученного по недействительной сделке, избран ненадлежащий способ защиты нарушенного права».
При прочтении указанных абзацев не может не возникнуть следующий вопрос: как именно истец должен был ответить на «предложение» суда рассматривать заявленный иск в качестве требования о применении последствий недействительности сделки? Какое процессуальное действие следовало совершить истцу, если бы он согласился с данным предложением: изменить предмет иска, изменить основание иска, совершить иное процессуальное действие? Обратим внимание на то, что несогласие с предложением суда описано в Информационном письме как «настаивание» на квалификации заявленного истцом требования в качестве виндикационного. Является ли подобное настаивание обязательным для суда? Если в ответ на предложение суда рассматривать заявление как требование о реституции истцу необходимо было изменить один из элементов иска, то подобная позиция истца, несомненно, носила бы обязательный для суда характер, так как изменить элементы иска вправе только истец (статья 49 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, далее – АПК РФ). Если же для положительного ответа на предложение суда достаточно было лишь «согласиться» (не вполне, правда, понятно, каким именно процессуальным действием это следовало сделать) с предложенной судом квалификацией требования, то отказ истца от такой квалификации не мог иметь для суда обязательного характера, ибо согласно части 4 статьи 170 АПК РФ правовая квалификация спора является обязанностью суда.
Представляется, что ВАС РФ не случайно ушел от прямого ответа на вопрос, какое именно действие должен был совершить истец в ответ на предложение суда. Для такого ответа необходимо четко определиться с понятием предмета и основания иска, которые являются одними из наиболее неоднозначно определяемых как в доктрине, так и на практике. Однако невозможно согласиться и с формулировкой Информационного письма: от сторон по делу не может зависеть правовая квалификация спора.
1. Согласно статье 125 АПК РФ истец обязан указать в исковом заявлении законы и иные нормативные правовые акты, которыми он мотивирует предъявленный иск. Однако данное императивное требование не превращает норму права в элемент иска, индивидуализирующий его, поскольку согласно части 4 статьи 170 АПК РФ в решении суд самостоятельно определяет законы, которыми он руководствуется при принятии решения, и мотивы, по которым суд не применил законы и иные нормативные правовые акты, на которые ссылались лица, участвующие в деле. Последняя формулировка не оставляет сомнений в том, что для квалификации спора суд не нуждается в согласии со стороны истца или ответчика. Таким образом, норма права остается лишь реквизитом искового заявления как процессуального документа, но не более того.
Подобное решение законодателя основано, как представляется, на том, что современный процесс является процессом непрофессиональным, то есть процессом, ведение которого не требует обязательного участия профессиональных представителей. Дискуссии по этому вопросу весьма активно велись сразу после принятия действующего АПК РФ в связи с тем, что круг представителей юридических лиц в первоначальной редакции статьи 59 АПК РФ был ограничен адвокатами и лицами, состоящими в штате организации. Не вдаваясь в исследование о том, как следует решить вопрос о круге лиц, допускаемых для ведения дела в качестве представителей, отметим, что положения статьи 170 АПК РФ в изложенной выше редакции существуют с момента принятия Кодекса без изменений. Законодатель изначально исходил из того, что кто бы ни являлся представителем участника процесса – профессиональный юрист или лицо, не имеющее юридического образования, правовая квалификация спора всегда является правом и обязанностью суда и не может зависеть от позиции сторон. Обязательного ведения дела через представителей арбитражное процессуальное законодательство никогда не требовало и не требует сейчас. Следовательно, концепция процесса, реализованная в АПК РФ, является концепцией непрофессионального процесса (для сторон, разумеется). А в непрофессиональном процессе на истца не может быть возложен риск правовой неграмотности, риск неправильной квалификации заявленных требований.
Задача истца – доказать обстоятельства, на которых он основывает свои требования. Поиск большей посылки в силлогизме судебного решения, каковой является норма права, составляет обязанность суда. Принципиально важно подчеркнуть, что суд ищет норму права, подлежащую применению к тем обстоятельствам, которые фактически установлены по делу, а не к тем, которые изначально утверждались истцом. Если истец выдвинул в исковом заявлении утверждения о десяти фактах, а доказать смог только семь, но этих семи достаточно для удовлетворения иска, суд должен вынести решение в пользу истца. Если собранные доказательства подтвердили только пять фактов, утверждаемых истцом, и позволили установить еще пять, на которые не указывала ни одна из сторон, суд в решении будет оперировать всеми установленными фактами, в том числе и теми, на которые стороны не ссылались. И если эта совокупность обстоятельств позволяет удовлетворить иск, суд опять же должен вынести решение в пользу истца. Таким образом, суд обязан квалифицировать совокупность обстоятельств, установленную им на основе исследованных доказательств, а не изначально утверждаемую сторонами совокупность фактов.
Если истец не несет риска правовой неграмотности, то ошибки в правовой квалификации не могут быть поставлены ему в упрек. И уж тем более он не может проиграть дело только потому, что ошибся в определении нормы права, подлежащей применению по делу.
Применительно к пункту 1 Информационного письма отметим, что если истец доказал, что ответчик не имеет оснований удерживать вещь, право собственности на которую истец не утратил, суд обязан удовлетворить иск о возврате вещи, независимо от того, как истец квалифицировал требование – как иск о реституции или о виндикации. Впрочем, для того, чтобы дать такую квалификацию, необходимо знать гражданское законодательство, отличия виндикации и реституции как способов защиты гражданских прав, условия удовлетворения этих исков и пр., то есть надо иметь профессионального представителя. Но закон не требует профессионального ведения процесса, а это как минимум означает, что истец мог и не понять смысла предложения суда рассматривать заявленное требование как требование о реституции. Само употребление подобных терминов способно повергнуть непрофессионального участника процесса в замешательство. Предвидим возражение: уж если истец настаивает на виндикации, то, следовательно, ему известно, в чем состоит реституция как способ защиты. Данное возражение не может быть принято хотя бы потому, что если выбор виндикации оказался ошибочным, эта ошибка как раз и доказывает, что соответствующей правовой квалификации у истца нет.
По существу, анализируемый пункт Информационного письма знаменует переход к профессиональному типу процесса, к процессу, в котором в удовлетворении обоснованного доказательствами иска может быть отказано только по мотиву ошибочной правовой квалификации. Но соответствует ли такая логика процесса конституционным требованиям к правосудию?
2. Выше уже было отмечено, что свой вклад в решение вопроса о конкуренции виндикации и реституции как способов защиты права собственности внес и КС РФ в постановлении от 21.04.03
№ 6-П. Данное постановление разрешило вопрос о соотношении исков о виндикации и реституции как исков, направленных на защиту права собственности лица, утратившего вещь и стремящегося к восстановлению владения ею. Не касаясь материально-правовых аспектов проблемы конкуренции виндикационного иска и иска о реституции, отметим, что правовая позиция КС РФ не может быть уяснена без анализа тех процессуальных вопросов, которые возникают при защите прав добросовестного приобретателя против требования об истребовании у него имущества путем предъявления иска о применении последствий недействительности сделки, то есть реституции.
Разрешая возникшую коллизию в применении судами статей 167 и 302 ГК РФ, Конституционный Суд РФ, как представляется, допустил принципиальную ошибку, поскольку рассматривал вопрос исключительно с материально-правовой точки зрения, игнорируя при этом процессуальные аспекты проблемы. В пункте 3 мотивировочной части постановления Конституционный Суд РФ сделал два взаимоисключающих вывода. С одной стороны, КС РФ признал, что Гражданский кодекс не ограничивает гражданина в выборе способа защиты нарушенного права: согласно статье 9 ГК РФ граждане и юридические лица вправе осуществить этот выбор по своему усмотрению. С другой – провозгласил, что суды общей юрисдикции и арбитражные суды самостоятельно решают, какие нормы подлежат применению в конкретном деле. Последнее означает, что иск индивидуализируется только фактами, но не законом, на который ссылается истец, иначе говоря, правосудие осуществляется исходя из фактической, а не юридической индивидуализации иска. Однако в этом пункте КС РФ и допустил принципиальное противоречие: если истец самостоятельно избрал способ защиты, то все, что может сделать суд в этом случае, – это решить вопрос о том, могут ли права истца быть защищены данным способом, и если нет, то отказать в иске в связи с использованием ненадлежащего способа защиты. Но в этом случае нет необходимости и выяснять, какая норма права подлежит применению в данном деле, нужно только решить, применима ли та норма, на которую сослался истец, не определяя, какая иная норма может быть применена. Если же суд самостоятельно определяет закон, подлежащий применению по делу, то одно и то же требование истца о передаче ему вещи суд может квалифицировать как требование о реституции или как требование о виндикации. Наглядным доказательством этого утверждения выступает анализируемый пункт 1 Информационного письма: если бы заявленное требование не могло быть квалифицировано и как требование о реституции, и как требование о виндикации, то у суда отсутствовали бы основания для предложения истцу рассматривать заявленный иск как иск о реституции. Очевидно, что в этом последнем случае у заинтересованного лица нет выбора способа защиты нарушенного права, ведь суд не связан правовой квалификацией требования, через которую требование истца и может быть охарактеризовано как способ защиты права.
Также отметим, что по логике КС РФ (да и ВАС РФ) основания иска о реституции и о виндикации являются одинаковыми, в противном случае о конкуренции этих исков не могло бы быть и речи.
Одна из этих квалификаций является неправильной, но сама возможность такой двойной квалификации проистекает из того, что совокупность фактических обстоятельств, которые устанавливаются при рассмотрении этих исков, является одинаковой. Если бы основания данных исков различались, то даже предложение изменить квалификацию спора сделать было бы невозможно.
То, что КС РФ допустил подобное противоречие, доказывает резолютивная часть его постановления: положения пунктов 1 и 2 статьи 167 ГК РФ в части реституции в нормативном единстве со статьей 302 ГК РФ не могут распространяться на добросовестного приобретателя. Но фигура добросовестного приобретателя появляется исключительно в виндикационном иске; применение реституции не связывается законом с добросовестностью или недобросовестностью приобретателя. Поэтому если истец избрал в качестве способа защиты реституцию, то исследование добросовестности приобретателя не может иметь места, и в иске надлежит отказать в связи с использованием ненадлежащего способа защиты права. Выяснение добросовестности уместно только при рассмотрении виндикационного иска, но переход к применению правил о виндикации лишает смысла тезис о выборе истцом способа защиты нарушенного права.
Этот вопрос возник в практике еще до принятия постановления КС РФ в связи с разъяснением, содержащимся в пункте 25 постановления Пленума ВАС РФ от 25.02.98 № 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». «Если по возмездному договору имущество приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения лица, приобретшего это имущество. Если в такой ситуации заявлен иск о признании недействительной сделки купли-продажи и возврате имущества, переданного покупателю, и при разрешении данного спора будет установлено, что покупатель отвечает требованиям, предъявляемым к добросовестному приобретателю (статья 302 ГК РФ), в удовлетворении исковых требований о возврате имущества должно быть отказано». Из изложенного видно, что КС РФ поддержал позицию ВАС РФ, но остается вопрос: как может быть установлено, что приобретатель является добросовестным, если при разрешении иска о реституции данный факт не входит в предмет доказывания? Данное обстоятельство может быть установлено, только если суд начнет применять положения ГК РФ о виндикации, а это означает, что суд перейдет к другому иску, нежели первоначально заявленный.
Изложенные противоречия наглядно воплотились в позиции суда апелляционной инстанции, изложенной в Информационном письме: «Суд апелляционной инстанции, отменяя решение суда первой инстанции и удовлетворяя исковое требование, указал: сам по себе факт использования истцом такого способа защиты, как виндикационный иск, не может быть основанием для отказа ему в защите права, так как является результатом свободного выбора им способа защиты нарушенного права. Судом установлено, что на момент рассмотрения спора истец являлся собственником спорных помещений, а ответчик не обладал правами, позволяющими ему владеть и пользоваться ими». С одной стороны, данная позиция подтверждает, что основания двух исков одинаковые («судом установлено, что… истец являлся собственником спорных помещений, а ответчик не обладал правами, позволяющими ему владеть и пользоваться ими»). С другой стороны, в чем суд апелляционной инстанции усматривает смысл «свободного выбора» способа защиты права, если, несмотря на выбор истцом одного способа, дело будет рассмотрено по правилам применения другого способа? Подобная логика делает выбор способа защиты юридически безразличным для исхода дела и сводит «к нулю» свободу этого выбора. (Нельзя не отметить, что позиция суда апелляционной инстанции полностью соответствует статье 170 АПК РФ, обязывающей суд самостоятельно определить закон, подлежащий применению по делу. – Прим. авт.)
3. В начале статьи мы обозначили вопрос о том, каким процессуальным действием истец должен был согласиться с предложением суда о квалификации спора как спора о реституции. Для этого необходимо определить, чем отличаются иск о возврате вещи путем реституции и иск о возврате вещи путем виндикации. Они отличаются по способу защиты нарушенного права, избранному истцом. Виндикация и реституция – это способы защиты права, то есть закрепленные законом материально-правовые меры принудительного характера, посредством которых производится восстановление (признание) нарушенных (оспариваемых) прав и воздействие на правонарушителя1. Разумеется, отличаются они и по условиям удовлетворения соответствующих исков. Влияет ли способ защиты на индивидуальность иска? Для ответа на этот вопрос проанализируем иск о реституции и иск о виндикации с позиций наиболее известных концепций элементов иска. 1 Гражданское право: Учебник. В 3 т. 6-е изд. перераб. и доп. // Н. Д. Егоров, И. В. Елисеев и др. / Отв. ред. А. П. Сергеев, Ю. К. Толстой. — М.: ТК Велби, изд-во «Проспект», 2004. Т. 1. С. 339—340.
3.1. С позиций концепции предмета иска как требования истца к ответчику об устранении нарушения права и его восстановлении2 предмет этих исков одинаков, ибо и в том и в другом случае истец требует от ответчика возврата вещи. Как бы ни был сформулирован просительный пункт искового заявления («обязать вернуть нежилое помещение», «выселить из помещения», «истребовать помещение из владения ответчика», «обязать передать помещение истцу»), существо требования остается неизменным – возврат вещи. При таком подходе к предмету иска переход суда от одного иска к другому не составляет изменения предмета иска. Для тех же авторов3, которые полагают, что предмет иска – это способ защиты нарушенного права в материально-правовом значении этого термина, предмет этих исков принципиально разный: в виндикационном иске – истребование имущества из чужого незаконного владения, в иске о реституции – возврат сторон в первоначальное положение. Но с точки зрения этой последней концепции, переход от одного иска к другому, изменение судом квалификации требования с иска о реституции на иск о виндикации невозможно, ибо неизбежно связано с изменением предмета иска, на что управомочен только истец. Следовательно, авторы, считающие, что способ защиты в его материально-правовом значении индивидуализирует иск, неизбежно встают на позицию юридической индивидуализации иска. 2 Гражданский процесс: Учебник. 3-е изд., испр. и доп. / Под ред. М. К. Треушникова. — М.: Городец-издат, 2000. С. 191 (автор главы проф. С. А. Иванова); Гражданский процесс: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. / Отв. ред. проф. В. В. Ярков. — М.: Изд-во БЕК, 1999. С. 227 (автор параграфа Н. И. Масленникова); Сахнова Т. В. Курс гражданского процесса: теоретические начала и основные институты. М.: Волтерс Клувер, 2008. С. 295. 3 Осокина Г. Л. Иск (теория и практика). — М.: Городец, 2000. С. 118; Улетова Г. Д. Элементы иска: понятие и практическая значимость // Сб. Иск в гражданском и арбитражном процессах. — М.: Институт государства и права РАН, 2006. С. 73.
3.2. Для тех исследователей, которые полагают, что в основании иска лежат юридические факты4, эти иски различны по основанию: факты, подлежащие установлению для удовлетворения виндикационного иска, и факты, являющиеся основанием иска о реституции, не совпадают. Основанием виндикационного иска будут являться разнообразные факты выбытия вещи из владения истца и поступления ее во владение к ответчику. Эти разнообразные фактические обстоятельства должны представлять собой юридические факты, являющиеся условиями удовлетворения виндикационного иска: сохранение вещи в натуре; нахождение ее во владении ответчика; отсутствие между истцом и ответчиком связей обязательственного характера по поводу истребуемой вещи; недобросовестность ответчика при приобретении владения вещью; если приобретение вещи ответчиком является добросовестным, то безвозмездность приобретения им вещи; если ответчик является возмездным и добросовестным приобретателем, то необходимо установление факта выбытия вещи из владения собственника помимо его воли. 4 Арбитражный процесс: Учебник для студентов юридических вузов и факультетов / Под ред. проф. М. К. Треушникова. — М.: Городец, 2007. С. 187 (автор главы С. А. Иванова).
Основанием иска о реституции будут также являться разнообразные фактические обстоятельства, которые должны представлять собой юридические факты, являющиеся условиями удовлетворения иска о реституции: совершение сделки; исполнение сделки; недействительность сделки.
Обратим внимание на то, что фактические обстоятельства, лежащие в основании обоих исков, являются одними и теми же (это наглядно видно из анализируемого пункта Информационного письма), но в зависимости от избранной правовой квалификации спора они образуют различные группы юридических фактов. Так, угроза в отношении истца, имевшая место при заключении сделки, в иске о реституции является юридическим фактом, влекущим недействительность сделки, совершенной под влиянием угрозы. Эта же угроза является юридическим фактом выбытия квартиры из владения истца помимо его воли в иске о виндикации. Само фактическое обстоятельство остается при этом одним и тем же – угроза.
Для тех, кто полагает, что основание иска – это фактические обстоятельства5 (Такой же позиции придерживается и ВАС РФ в постановлении Пленума № 13 от 31.10.96. – Прим. авт.), а не юридические факты, основание обоих исков тождественно. 5 Гражданский процесс: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. / Отв. ред. проф. В. В. Ярков. — М.: Изд-во БЕК, 1999. С. 227 (автор параграфа Н. И. Масленникова).
Соответственно, с позиции «основание иска – юридический факт» переход суда от одной правовой квалификации к другой невозможен, ибо влечет изменение основания иска. С точки зрения «основание иска – фактическое обстоятельство», такой переход допустим и не влечет изменение основания иска.
3.3. С позиций исследователей, выделяющих содержание иска в качестве его самостоятельного элемента, указанные иски будут тождественными, если под содержанием понимать способ судебной защиты как основание процессуально-правовой классификации исков6. С этой точки зрения оба иска являются исками о присуждении. При таком понимании содержания иска суд вправе перейти от одной квалификации к другой (а по существу – от одного иска к другому), так как такой переход не составит изменения содержания иска. 6 Гражданское процессуальное право: Учебник // С. А. Алехина, В. В. Блажеев и др. / Под ред. М. С. Шакарян. — М.: ТК Велби, Изд-во «Проспект», 2004. С. 200 (автор главы И. М. Пятилетов).
Если же под содержанием иска как самостоятельным его элементом понимать способ защиты гражданского права в материально-правовом значении этого термина (П. А. Иевлев), то анализируемые иски, безусловно, не являются тождественными. Но последняя концепция неизбежно приводит к выводу о том, что иск индивидуализируется также и нормой права.
Исследование приведенных теорий элементов иска не является предметом данной работы. Отметим лишь, что по существу ответ на вопрос об элементах иска и его индивидуализации представляет собой ответ на вопрос о существовании и значении правовой индивидуализации иска. В контексте анализируемого пункта Информационного письма это вопрос о том, как соотносится предмет иска и способ защиты. Из логики Президиума ВАС РФ можно сделать вывод, что способ защиты следует понимать именно как предмет иска, изменить который суд и предложил истцу. (Данный тезис можно считать лишь предположением, ибо прямо Президиум ВАС РФ не высказался о том, как именно истцу следовало согласиться с предложением суда изменить правовую квалификацию иска. – Прим. авт.)
4. Признание способа защиты элементом иска означает переход к профессиональному типу процесса. Если предъявляя иск, истец избирает предмет иска, а таковым является способ защиты, то для формулирования иска необходимо знание материального закона. Иначе способ защиты выбрать невозможно. С другой стороны, способ защиты права имеет свои условия применения, определенные нормой права, поэтому суд не вправе перейти к иной правовой квалификации спора, чем указал истец, поскольку это будет являться изменением предмета иска судом, что запрещено. Таким образом, указание нормы права в исковом заявлении начинает индивидуализировать иск, ибо оно содержит избранный истцом способ защиты, то есть предмет иска.
В итоге это означает, что ошибка в правовой квалификации требования может привести к отказу в удовлетворении иска, несмотря на наличие доказанной материалами дела совокупности обстоятельств, которые позволяют удовлетворить требование, но на основе применения иной нормы права, чем указана истцом. Готовы ли мы к такому резкому переходу к новому типу процесса?
Представляется, что на этот вопрос следует дать отрицательный ответ. И дело не только в том, что позиция ВАС РФ противоречит статье 170 АПК РФ. Прежде чем формулировать подобные правовые позиции, следовало бы внести изменения в процессуальный закон. Но если мы представим себе подобные изменения в АПК РФ, то неизбежно возникнет вопрос о их соответствии Конституции РФ. Правовая позиция КС РФ изложена выше, и трудно найти основания для ее изменения. Невозможно представить себе суд, лишенный возможности выбора правовой нормы к установленной им совокупности фактических обстоятельств. Еще большие сомнения вызывает такая организация процесса, в которой истец несет риск правовой неграмотности. Для возложения подобного риска на истца следовало бы сначала установить правило об обязательности ведения дела через представителя, причем представителя-профессионала, то есть реализовать идею адвокатской монополии. До последнего же еще очень далеко в силу широко известных причин организационного, финансового, кадрового и пр. характера. Не обеспечив реальный (включая финансовый аспект) доступ к квалифицированной (в полном смысле этого слова) юридической помощи, возлагать на истца подобные последствия правовой ошибки неконституционно! Нельзя не указать и на то, что профессиональный тип процесса – это другая идеология всего процесса, а не только вопросов индивидуализации иска.
Современный арбитражный процесс не готов к подобным изменениям, а их «введение» Информационным письмом Президиума ВАС РФ противоречит закону.
