Неосновательное обогащение и уголовное право

Сергей Семерий,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

Между обществом «Росагроторг» в лице директора и единственного участника Д. и мэрией был заключен договор, предметом которого выступал земельный участок № 274. Позже приговором суда установлено, что вследствие умышленных действий Д. из публичной собственности неправомерно выбыл указанный земельный участок в результате подделки декларации об объектах недвижимости (регистрации права на основании этого документа), которые в действительности на земельном участке отсутствовали, что позволило обществу выкупить участок по льготной цене.

Общество «Росагроторг» в лице Д. продало за 7 750 000 руб. земельный участок № 274 обществу «Лес», которое разделило его на три земельных участка (№ 545, 546 и 547). Земельный участок № 546 продан покупателем обществу «Тренинг и консалтинг».

В рамках уголовного дела мэрией был заявлен гражданский иск к гражданину Д. о возмещении вреда, причиненного преступлением. Размер вреда (20 149 527 руб. 57 коп.) определен как стоимость похищенного земельного участка № 274. Данный вред был возмещен гражданином Д. в рамках исполнительного производства.

Решением арбитражного суда от 12.03.2018 по другому делу (№ А45-41148/2017) удовлетворен виндикационный иск мэрии об истребовании из незаконного владения общества «Тренинг и консалтинг» и общества «Лес» земельных участков № 545, 546 и 547.

Д. (цедент) уступил обществу «Лес» (цессионарий, общество) требование к мэрии о возврате неосновательного обогащения, возникшего в результате возмещения Д. рыночной стоимости земельных участков, возвращенных мэрии посредством виндикационного иска.

Цессионарий обратился в суд с требованием о взыскании с мэрии (ответчик) неосновательного обогащения в размере 20 149 527 руб. 57 коп.

Позиции нижестоящих судов

На первом круге суды первой и апелляционной инстанций в удовлетворении иска отказали, ссылаясь на то, что денежные средства получены мэрией от подсудимого в качестве возмещения ущерба, то есть на законных основаниях, а земельные участки истребованы у третьих лиц. Соответственно, между цессионарием и мэрией не существует правоотношений, в том числе кондикционного характера.

Окружной суд отменил данные акты по процессуальным основаниям, направил дело на новое рассмотрение в апелляционный суд.

На втором круге апелляционный и окружной суды признали, что нормы о неосновательном обогащении являются общим механизмом защиты прав лица, за счет которого иным лицом осуществлено приобретение либо сбережение имущества. Суды указали на образование неосновательного обогащения на стороне ответчика в связи с удовлетворением одновременно виндикационного иска и иска о возмещении вреда, причиненного преступлением, и на этом основании удовлетворили требования общества «Лес».

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации отменила акты апелляционного и окружного судов и оставила в силе решение суда первой инстанции об отказе в иске.

Коллегия отметила, что материальный ущерб взыскан с осужденного по приговору суда в связи с причинением вреда уголовно-наказуемым деянием. Выплата виновным лицом присужденных по приговору суда средств имеет целью не только погашение ущерба, но и направлена на применение мер публично-правового порядка к осужденному, а потому неразрывно связана с личностью лица, совершившего преступление. С учетом применения статьи 383 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) взыскание цессионарием с мэрии ранее выплаченной компенсации за причиненный ущерб недопустимо.

Коллегия также указала, что Д. произвел возмездное отчуждение предмета преступления другим лицам, в связи с чем не может являться потерпевшим в смысле положений главы 60 ГК РФ.

Обществу «Лес» коллегия предложила защищаться договорным требованием к продавцу, основывая его на произошедшей эвикции.

Комментарий

1. Правовое основание обогащения

Обязанность вернуть обогащение возникает вследствие того, что приобретатель не имеет правового основания для удержания полученного в своей имущественной сфере. Коллегия отметила, что «материальный ущерб взыскан с осужденного по приговору суда в связи с причинением вреда уголовно-наказуемым деянием» и что «присужденное… было получено мэрией по судебному акту, принятому в публичной уголовно-правовой сфере». Не совсем ясно, для чего коллегия высказывается таким образом, поскольку далее в определении выводов конкретно из этих тезисов не следует. Кроме того, на наш взгляд, данные аргументы во всяком случае не могут подтверждать наличие основания в отношении полученного мэрией возмещения.

Любое предоставление основывается на некой «хозяйственной цели», которую стремится достичь предоставляющий. Эта цель имущественного предоставления и является правовым основанием, «недостижение которой влечет возникновение кондикционного обязательства»¹. При этом «кауза (цель) имущественного предоставления для приобретения характера правового основания должна быть легитимирована действительным юридическим фактом»², которым в данном случае выступает судебное решение. Важно отметить, что первостепенное значение носит именно цель предоставления и само по себе существование юридического факта в полном отрыве от цели предоставления не может быть признано достаточным для вывода об основательности полученного обогащения. В рассматриваемом деле сама «хозяйственная цель» предоставления (возместить ущерб, причиненный преступлением) утрачивается в тот момент, когда мэрия посредством виндикации получила земельный участок обратно.

Таким образом, имеет место классический случай condictio ob causam finitam.

2. Судьба требования о неосновательном обогащении

Коллегия отмечает, что преступник произвел «возмездное отчуждение предмета преступления другим лицам, в связи с чем не может являться потерпевшим в смысле положений главы 60 ГК РФ». Однако логика данного утверждения сомнительна.

Во-первых, с точки зрения гражданского права категория «предмет преступления» лишена какого-либо содержания, а потому является бессмысленной. В целом нельзя не отметить, что коллегия уделила слишком много внимания доводам уголовно-правового характера в ущерб рассуждениям гражданско-правовым³.

Во-вторых, сама идея коллегии совершенно не ясна. Если преступник не является кредитором по кондикционному требованию и не будет иметь возможности истребовать обратно ранее уплаченную сумму ущерба, то получается, что в имуществе мэрии останется и стоимость земельного участка, и сам земельный участок. Этот вывод приводит к двойному возмещению, к обогащению мэрии посредством возмещения вреда (!), что противоречит самому существу такого возмещения (его компенсационной направленности) и базовым принципам гражданского права, а потому должно быть отвергнуто. К слову, в процессе о виндикации общество «Лес» обращало внимание на то, что удовлетворение иска повлечет неосновательное обогащение на стороне мэрии. Однако суд указал на иррелевантность данного довода только потому, что решение о возмещении вреда в тот момент еще не было исполнено.

3. Добросовестность общества «Лес»

Коллегия несколько раз считает необходимым упомянуть в определении о недобросовестности покупателя земельных участков. Имеет ли это значение при обсуждении вопроса о кондикции ранее уплаченных в пользу мэрии денежных средств?

Лежащее в основе предъявленного иска право требования общества «Лес» основано на уступке, то есть в отношении данного (кондикционного) требования общество является преемником Д. В этой связи вопрос о добросовестности приобретения обществом земельного участка не имеет никакого значения, поскольку связан с совершенно иными правоотношениями. Добросовестность/недобросовестность приобретения обществом земельного участка не влияет на возможность удовлетворения предъявленного обществом (как цессионарием) кондикционного требования.

4. Допустимость уступки права требования с точки зрения статьи 383 ГК РФ

По мнению коллегии, тот факт, что выплата Д. присужденных по приговору суда средств влияет на условия применения различных мер публично-правового порядка, свидетельствует о недопустимости перехода права требования ввиду его неразрывной связи с личностью кредитора. Данный вывод представляется по меньшей мере спорным.

Во-первых, как уже успели заметить исследователи при комментировании рассматриваемого определения⁴, коллегия пишет о неразрывной связи денежных средств с личностью преступника, хотя статья 383 ГК РФ говорит о неразрывной связи прав с личностью кредитора.

Во-вторых, если в принципе допустим возврат средств преступником в качестве неосновательного обогащения (несмотря на то, что эти средства являлись основанием для «применения различных мер публично-правового порядка»), то почему недопустимо истребование этой суммы третьим лицом, которое данное преступление не совершало?

В-третьих, критерий неразрывной связи обязательства с личностью кредитора, конечно, имеет оценочный характер⁵. Однако это не означает произвольности отнесения тех или иных требований к числу неразрывно связанных с личностью кредитора. В литературе выделяют следующие признаки, которые могут оправдать неразрывную связь (и, как следствие, необоротоспособность) того или иного права требования: а) если при смене кредитора само существование обязательства «объективно теряет смысл» или б) если имеется явно выраженный публичный интерес, причем настолько значимый, что это оправдывает полный запрет правопреемства⁶. Ни того, ни другого видеть в рассматриваемом случае не приходится. Во всяком случае, аргумент коллегии не обосновывает наличие какого-либо из указанных критериев.