Оспаривание пожертвования в банкротстве

Глафира Леонардова,
студентка Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

10.10.2018 акционерное общество «Производственная компания «Кузбасстрансуголь» (далее — производственная компания) заключило с благотворительным фондом «Мироздание» (далее — фонд) договор, который был назван сторонами договором займа. По условиям договора производственная компания (заимодавец) обязалась передать 70 000 000 руб. фонду (заемщику) взаймы, а фонд — через 36 месяцев с момента получения займа возвратить сумму займа и уплатить проценты за пользование займом по ставке 7,7 процента годовых.

Одновременно с договором его стороны подписали дополнительное соглашение, на основании которого заемщик освобождается от исполнения обязательств по возврату суммы займа и уплате процентов при условии использования полученной суммы в течение 36 месяцев со дня заключения сделки на благотворительные социально значимые цели.

11.10.2018 производственная компания перечислила фонду 70 000 000 руб. В свою очередь, фонд платежными поручениями в период с 11.10.2018 по 28.05.2019 перечислил 27 некоммерческим организациям 70 000 595 руб. в качестве благотворительных пожертвований.

01.04.2019 было подписано соглашение о переводе долга по договору займа между фондом (первоначальный должник), Trodart Тrading Limited (далее — иностранная компания) (новый должник) и производственной компанией (кредитор).

12.11.2019 возбуждено дело о банкротстве производственной компании. В рамках дела о банкротстве конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением о признании недействительными договора займа и действий производственной компании по даче согласия на перевод долга, а также о применении последствий их недействительности.

Позиция нижестоящих судов

Суд первой инстанции признал заем между производственной компанией и фондом недействительным по пункту 2 статьи 61.2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве). Суд сделал вывод об аффилированности фонда и производственной компании, так как одним из учредителей фонда выступило общество, являющееся аффилированным по отношению к производственной компании лицом.

Апелляционный и окружной суды поддержали данные выводы.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила решения нижестоящих судов и отказала в удовлетворении требований заявителя в отмененной части.

Коллегия указала, что нижестоящие инстанции неверно квалифицировали договор производственной компании и фонда как заем, а не как пожертвование. Коллегия пришла к выводу об отсутствии аффилированности между производственной компанией и фондом, а также отметила, что фонд при принятии пожертвования не должен проверять имущественное положение жертвователя.

Комментарий

1. Первым ключевым выводом коллегии по данному делу является квалификация договора между производственной компанией и фондом как договора пожертвования, а не займа.

В указанном договоре было предусмотрено, что производственная компания обязуется передать денежные средства взаймы фонду, а тот обязуется их вернуть через 36 месяцев, уплатив проценты за пользование займом. Стороны также предусмотрели, что при наступлении определенного условия (направление фондом денежных средств на благотворительные цели в течение 36 месяцев) денежные средства возврату не подлежат.

1.1. Исходя из воли сторон их отношения по умолчанию должны были развиваться как отношения по договору займа, но при срабатывании отменительного условия они бы трансформировались: предоставление денежных средств стало бы безвозвратным. Поскольку возвратность является обязательным признаком договора займа, мы должны констатировать, что при отпадении обязанности по возврату денежных средств договор больше не является займом и меняет свою природу на договор дарения (пожертвования).

Явление, когда в момент заключения договора мы не можем ясно определить, по какому договорному типу будут развиваться отношения сторон по договору, именуется в литературе договором с мерцающей каузой¹.

В тех ситуациях, когда встроенное в сделку отменительное условие направлено на трансформацию займа в безвозвратное предоставление, такой договор до трансформации разумно считать займом и применять к нему, если иное не противоречит существу отношений, правила о займе до момента наступления условия, трансформирующего договор в безвозвратное имущественное предоставление².

1.2. Вывод о том, что заключенный между сторонами договор является договором с мерцающей каузой, можно усмотреть и в комментируемом определении. По вопросу, который касался фигурирующего в деле соглашения о переводе долга, коллегия отмечает, что на момент заключения этого соглашения «фонд еще не потратил предоставленную производственной компанией сумму, а значит, отношения могли трансформироваться в заемные». Однако остается неясным, почему изначальную природу договора коллегия определила как дарение (пожертвование), если по умолчанию отношения все же предполагались как заемные.

1.3. Определяя природу договора как пожертвование, коллегия интерпретирует гипотетическую ситуацию ненаправления фондом денежных средств на благотворительные цели в течение 36 месяцев в качестве основания для отмены дарения. Такое толкование воли сторон следует поставить под сомнение: отмена дарения и трансформация предоставления³ не являются идентичными правовыми явлениями. Отмена дарения приводит к аннулированию договора как юридического факта, и предоставление оказывается безосновательным, что позволяет нам говорить о неосновательном обогащении (возникновении кондикционного обязательства). Соответственно, возврат полученного при отмене дарения будет иметь кондикционный характер. В рассматриваемом же договоре денежные средства будут подлежать возврату не как неосновательное обращение, а как сумма займа (обязательство заемщика по договору займа), то есть их возврат будет носить договорную природу.

1.4. Придя к выводу о том, что стороны заключили договор с мерцающей каузой, мы должны определиться, какой договор «кристаллизовался» в итоге.

С одной стороны, фонд выполнил необходимые условия для того, чтобы договор трансформировался в договор пожертвования⁴. С другой — до момента последнего перечисления в качестве пожертвования (28.05.2019) было заключено соглашение о переводе долга (01.04.2019) на иностранную компанию, которая является коммерческой организацией.

Перевод долга предполагает замену должника в обязательственном правоотношении: после такого перевода долга прежний должник более не должен кредитору по данному обязательству, а обязанным оказывается новый должник⁵. При переводе долга долг переводится неизменным по своему содержанию и изменяется лишь его принадлежность⁶. При этом к новому должнику перешел не весь объем прав и обязанностей по договору, а именно долг. Из этого следует, что в рассматриваемом случае сама возможность реализации отменительного условия (направление денежных средств на благотворительные цели в течение 36 месяцев) осталась у стороны по договору (фонда).

Соответственно, при реализации этого отменительного условия фондом обязанность по возврату долга будет отпадать у нового должника. Однако возникает вопрос: а не противоречит ли такое отпадение обязанности по возврату запрету дарения между коммерческими организациями (статья 575 Гражданского кодекса Российской Федерации)? При утвердительном ответе на этот вопрос не следует ли, что при переводе долга с фонда на иностранную компанию возможность трансформации займа в безвозвратное предоставление перестает существовать? Если данное предположение верно, мы должны констатировать, что заключение соглашения о переводе долга стало моментом «кристаллизации» заемной каузы договора и, несмотря на выполнение фондом действий для срабатывания отменительного условия, договор так и не стал дарением (пожертвованием).

2. Второй момент, на который обратила внимание коллегия, — это вопрос аффилированности сторон сделки.

Для целей эффективного оспаривания сделки по пункту 2 статьи 61.2 Закона о банкротстве необходимо соблюдение трех условий: 1) такая сделка была совершена в течение трех лет до принятия заявления о признании должника банкротом или после принятия указанного заявления; 2) в результате ее совершения был причинен вред имущественным правам кредиторов; 3) другая сторона сделки знала об указанной цели должника к моменту совершения сделки. Предполагается, что другая сторона знала об этом, если она признана заинтересованным лицом (в понятие заинтересованного входит и аффилированное лицо).

Исправляя решения нижестоящих инстанций, коллегия указывает на отсутствие аффилированности, поскольку заинтересованность фонда не могла быть установлена через одного из учредителей фонда (общество): учредитель единовластно не формировал высший коллегиальный орган фонда (правление), не участвовал в выборах единоличного исполнительного органа фонда (директора) или его надзорного органа (попечительского совета), не входил в состав упомянутых органов управления, не имел полномочий по даче этим органам обязательных для исполнения указаний и фактически таких указаний не давал. Однако такая позиция не является бесспорной.

2.1. Определение понятия аффилированных лиц содержится в статье 4 Закона РСФСР от 22.03.1991 № 948-1 «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках». Среди прочего аффилированными для юридического лица являются лица, которые имеют право распоряжаться более чем 20 процентами общего количества голосов, приходящихся на голосующие акции либо составляющие уставный или складочный капитал вклады, доли данного юридического лица.

Из этого следует, что участник хозяйственного общества, обладающий более чем 20 процентами общего количества голосов, не всегда формирует единолично высший коллегиальный орган общества и иные органы управления обществом, однако закон всегда признает его аффилированным и заинтересованным лицом.

Учредителя фонда, который имеет такую же степень влияния на формирование органов управления только в унитарной организации, по подобной логике стоило бы тоже признавать аффилированным лицом. К слову, в проекте федерального закона «Об аффилированных лицах»⁷ прямо предлагалось признавать учредителя некоммерческой организации аффилированным лицом этой организации.

3. Следующим важным выводом коллегии в данном деле является идея об отсутствии у фонда обязанности проверять материальное положение жертвователя.

С одной стороны, характер отношений по договору пожертвования не предполагает имущественной выгоды фонда, фигура жертвователя не важна для фонда, операции по переводу пожертвований однотипны. Обязанность проверки контрагента в этом случае может выглядеть чересчур обременительной для фонда.

Вместе с тем такой вывод коллегии мог бы иметь место в ситуации с договором пожертвования в его ординарном (классическом) виде. В рассматриваемом же сюжете используемая договорная модель крайне оригинальна (и, возможно, вовсе не являлась договором пожертвования). В этой связи, кажется, нет оснований для снижения стандарта добросовестности для контрагента должника, поскольку благотворительный фонд в данном договоре выступал как обычный участник гражданского оборота.

Нельзя также не отметить наличие в деле обстоятельств, которые могут свидетельствовать о недобросовестности и фактической аффилированности производственной компании и фонда. К таким обстоятельствам можно отнести среди прочего заключение дополнительного соглашения к договору займа, которое дает фонду право при определенных условиях не возвращать сумму займа, при условии, что стороны могли изначально включить данные условия в договор (это можно расценить как намерение сторон скрыть наличие дополнительного соглашения от третьих лиц).

Помимо этого, вопросы вызывает соглашение о переводе долга, заключенное с аффилированным лицом должника. Из актов нижестоящих судов следует, что это соглашение вызывало у судов сомнения в реальности сделки между производственной компанией и фондом, но в определении ВС РФ вопрос о мотивах такого соглашения не ставится.

4. В целом позиция ВС РФ кажется нам небесспорной, поскольку она может быть использована недобросовестными должниками. Коллегия отчасти хочет нивелировать эту проблему, указывая на необходимость исследования вопроса о дальнейшей судьбе переданных денежных средств, направления их расходования.

Однако конкретное решение этого вопроса в данном деле тоже неоднозначно. Коллегия отклоняет доводы заявителей о недоказанности направления расходования денежных средств на благотворительные цели и указывает, что заявители могли «заявить о наличии признаков сомнительности у расходных операций, в том числе с точки зрения целей, закрепленных в уставе фонда». При этом очевидно, что вопрос в данном деле состоит не в том, имел ли право благотворительный фонд потратить средства на благотворительные цели, а были ли потраченные средства получены именно от должника, а не накоплены ранее в рамках пожертвований от третьих лиц.

5. Особняком стоит вопрос об оспаривании в процедуре банкротства безвозмездных сделок. Согласно абзацу шестому пункта 8 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона „О несостоятельности (банкротстве)“» сделки, в предмет которых в принципе не входит встречное исполнение, не могут оспариваться на основании пункта 1 статьи 61.2 Закона о банкротстве, предполагающего оспаривание неравноценных сделок в упрощенном порядке (не нужно доказывать субъективный элемент — намерение должника причинить вред кредиторам и знание об этом контрагента). Это создает достаточно странную ситуацию: для сделок, по которым должник получил неравноценное встречное предоставление, состав недействительности оказывается проще, чем для сделок, по которым встречного предоставления не было вовсе. Подобное решение выглядит алогичным (кому воспрещено меньшее, тому воспрещено и большее⁸). С очевидностью отсутствие встречного предоставления наносит кредиторам больший вред, чем неравноценное предоставление.

Такое решение отечественного правопорядка расходится также с зарубежными и международными аналогами. Например, в законодательстве Германии сделки по продаже имущества должника по существенно заниженной стоимости (покупке должником имущества по существенно завышенной стоимости) оспариваются на основании § 132 Положения о несостоятельности. При этом для оспаривания на момент заключения сделки должник должен быть неплатежеспособен, а другая сторона должна знать об этом (субъективный элемент в оспаривании). Период подозрительности по таким сделкам составляет три месяца до возбуждения дела о банкротстве. Безвозмездные сделки оспариваются по пункту 1 § 134 Положения о несостоятельности, оспаривание не требует наличия каких-либо субъективных элементов на стороне должника или контрагента (объективное оспаривание). Период подозрительности — четыре года до возбуждения дела о банкротстве⁹. Таким образом, немецкое право предусматривает более простой порядок оспаривания для безвозмездных сделок должника, чем для неравноценных: более длительный период подозрительности и отсутствие необходимости доказывания субъективного элемента. В Руководстве ЮНСИТРАЛ для законодательных органов по вопросам законодательства о несостоятельности¹⁰ положения, касающиеся оспаривания сделок, когда стоимость, полученная должником в результате сделки с третьей стороной, является нулевой, номинальной, либо намного ниже истинной или рыночной стоимости, идентичны.

Вышесказанное указывает на наличие в российском правопорядке несправедливого регулирования в части более строгого отношения к доказыванию недействительности безвозмездной сделки в сравнении со сделкой неравноценной, что не соответствует цели защиты интересов кредиторов и идет вразрез с регулированием данного вопроса в зарубежных правопорядках.