Возмещение принципалом неустойки, начисленной гаранту в связи с неисполнением обязательств по независимой гарантии

Владислава Михайлова,
студентка Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

Банк «Держава» (далее — банк, истец) выдал банковскую гарантию в обеспечение исполнения обществом «Россы» (далее — общество, ответчик) обязательств по договору подряда. Пунктом 7 договора о предоставлении гарантии было предусмотрено право гаранта требовать от принципала возмещения любых сумм, уплаченных гарантом на основании вступивших в законную силу судебных актов по связанному с выплатой по гарантии спору с бенефициаром (заказчиком по договору подряда), в том числе сумм, уплаченных за нарушение обязательства гаранта перед бенефициаром, а также сумм государственных пошлин.

Поскольку обществом обязательства перед заказчиком исполнены не были, бенефициар направил банку требование о платеже по гарантии. Банк не осуществил платеж в добровольном порядке, в связи с чем бенефициар обратился с иском в суд. Решением суда с банка была взыскана задолженность по гарантии, а также неустойка за несвоевременный платеж и расходы по уплате государственной пошлины.

Банк обратился в суд с иском о взыскании с общества сумм (в том числе неустойки за несвоевременный платеж и государственной пошлины), уплаченных бенефициару в соответствии с решением суда, а также неустойки за неисполнение обществом обязанности по возмещению, рассчитанной исходя из общей суммы денежных средств, выплаченных бенефициару.

Позиция нижестоящих судов

Нижестоящие суды удовлетворили иск частично: с общества была взыскана сумма платежа по гарантии и неустойка, рассчитанная исходя из размера этого платежа. Во взыскании неустойки, уплаченной банком в пользу бенефициара, и суммы государственной пошлины было отказано. Суды указали, что возникновение у банка указанных расходов обусловлено исключительно действиями самого банка.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение.

Коллегия указала, что пункт 7 договора о предоставлении гарантии устанавливает для общества дополнительную ответственность в части возмещения банку понесенных им при исполнении договора расходов. Данное условие договора не противоречит пункту 2 статьи 379 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ). Договор при этом подписан сторонами без возражений и не оспорен.

Таким образом, по мнению коллегии, освободив общество от обязанности возместить банку спорные суммы, нижестоящие суды неправомерно проигнорировали согласованное сторонами условие договора.

Комментарий

1. Ключевое свойство независимой гарантии как обеспечительного инструмента — неакцессорность. Данное свойство позволяет практически полностью исключить обязанность гаранта отслеживать динамику обеспечиваемого обязательства, ограничив эту обязанность формальной проверкой предоставляемых бенефициаром документов.

Если бенефициар в отсутствие фактических оснований (например, когда принципал надлежащим образом исполнил обязательство) требует от гаранта осуществить платеж, гарант тем не менее обязан выплатить сумму гарантии и не вправе выдвигать против требования бенефициара возражения, основанные на его отношениях с принципалом (на это прямо указывает статья 370 ГК РФ). Таким образом, бремя спора с бенефициаром полностью переносится на принципала, который будет обязан возместить гаранту уплаченные суммы в порядке регресса, хотя в дальнейшем и будет иметь возможность требовать от бенефициара возврата безосновательно им полученного¹.

Основания выплаты гарантом суммы банковской гарантии сугубо формальны и ограничены предоставлением бенефициаром документов, указанных в независимой гарантии. Гарант не должен выяснять, действительно ли обязательство принципала перед бенефициаром было нарушено, хотя и имеет право приостановить платеж при наличии хотя бы одного из условий, перечисленных в пункте 2 статьи 376 ГК РФ: например, если у гаранта имеются разумные основания полагать, что обстоятельство, на случай возникновения которого независимая гарантия обеспечивала интересы бенефициара, не возникло. Отметим, что речь идет именно о приостановлении; по прошествии семидневного срока, если отсутствуют основания для отказа в удовлетворении требования бенефициара, гарант обязан произвести платеж по гарантии (пункт 5 статьи 376 ГК РФ).

1.1. Столь строгий формализм полностью нейтрализует неопределенность, которая могла бы возникнуть у гаранта по поводу обоснованности требования бенефициара и, следовательно, от которой гарант мог бы стремиться защитить себя путем договорного перераспределения рисков, связанных с неверной правовой оценкой ситуации, в отношениях с принципалом. Если требование и приложенные к нему документы соответствуют условиям независимой гарантии и предъявлены гаранту до окончания срока ее действия, то требование подлежит удовлетворению, даже если гарант полагает, что в действительности обязательства принципала перед бенефициаром не нарушены, и потому пространства для риска не остается.

2. Выдача независимой гарантии признается односторонней сделкой². Квалификации выдачи гарантии в качестве договора в пользу третьего лица препятствует наличие у должника, обязанного произвести исполнение в пользу третьего лица, права выдвигать против требования такого лица возражения, вытекающие из отношений должника с кредитором (пункт 3 статьи 430 ГК РФ). Данное право должника признается и в зарубежных правопорядках и обосновывается тем, что право требования третьего лица возникает из договора между должником и кредитором и зависит от него³. Такая конструкция, очевидно, не позволяет добиться неакцессорности.

Тем не менее принципал и гарант заключают между собой соглашение, в соответствии с которым гарант принимает на себя обязанность совершить одностороннюю сделку по выдаче независимой гарантии. В обмен на это принципал уплачивает гаранту вознаграждение (исключением являются разве что случаи, когда принципал и гарант аффилированы между собой и преследуют поэтому общий экономический интерес; в рамках рассматриваемых фактических обстоятельств говорить о подобном нет никаких оснований). Таким образом, договор о предоставлении банковской гарантии является синаллагматическим.

На следующем этапе необходимо установить, какие конкретно обязательства гаранта обусловлены предоставлением ему вознаграждения принципалом, то есть входят в объем синаллагмы. Вряд ли стоит презюмировать, что принципал вознаграждает бенефициара исключительно за сам факт выдачи гарантии, а дальнейшее исполнение принятых на себя гарантом обязательств не входит в предмет интереса принципала. Заключение сторонами договора с такими намерениями, конечно, теоретически возможно, если гарант берет на себя обязательство выдать гарантию исключительно с целью обеспечить соответствие принципала формальным требованиям, предъявляемым, например, к поставщикам по государственным контрактам, не намереваясь в дальнейшем удовлетворить бенефициара в случае нарушения обязательства принципалом. Однако в такой ситуации, возможно, речь следует вести о сговоре с заведомо противоправной целью (в том числе возникнет вопрос о возможности судебной защиты прав, вытекающих из таких обязательств).

Но предполагать подобную противоправную договоренность сторон нет никаких оснований и необходимо прийти к выводу о том, что надлежащее исполнение гарантом принятых на себя в рамках односторонней сделки обязательств входит в объем синаллагмы. Соответственно, невыплата гарантом бенефициару суммы гарантии будет являться нарушением его договорных обязанностей перед принципалом.

3. Действие принципа свободы договора имеет свои границы. Его пределы заданы иными началами частного права, в том числе принципом добросовестности: так, пункт 4 статьи 1 ГК РФ устанавливает, что никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения, а пункт 4 статьи 401 ГК РФ конкретизирует это правило, императивно запрещая заранее ограничить ответственность за допущенное стороной договора умышленное нарушение. Поскольку выше мы пришли к выводу о том, что в содержание обязательства гаранта перед принципалом входит не только само по себе совершение односторонней сделки, но и надлежащее исполнение возникающих в результате ее совершения обязанностей, следует констатировать, что гарантом было допущено умышленное нарушение обязательства.

Казалось бы, в таком случае возникает возражение о том, что принцип свободы договора и лежащий в его основе принцип автономии воли требуют от суда не вмешиваться в отношения равных субъектов, которые наилучшим образом способны отразить в договоре собственные интересы, и уж точно не оценивать целесообразность закрепления тех или иных положений в договоре. Однако в данном случае речь идет не только о защите одного из контрагентов, фактически поставленного в полную зависимость от другого, но и о недопустимости «ратификации» судебной властью антиправовых по своей природе договорных условий.

С экономической точки зрения признание судом условий, позволяющих переложить издержки умышленного нарушения обязательства на иное лицо, фактически стимулирует неисполнение должником взятых на себя обязательств.

4. Следует также отметить, что период начисления и, соответственно, конечный размер неустойки целиком и полностью зависел от банка; общество же было лишено возможности каким-либо образом влиять на эти параметры. В этой связи спорный пункт договора фактически означает, что принципал принял на себя обязательство, размер которого не только не определен, но и неопределим.

Гражданскому праву противна такая неопределенность. Это можно проследить, например, в нормах о поручительстве: поручитель-предприниматель может обеспечить поручительством все существующие или даже будущие обязательства должника перед кредитором, однако лишь в пределах определенной суммы, то есть поручитель должен задать верхний предел своей ответственности (пункт 3 статьи 361 ГК РФ). Аналогичное правило применительно к залогу установлено пунктом 2 статьи 339 ГК РФ.

Эти правила никак нельзя назвать произвольными: они вытекают из того, что в основе сделки должна лежать воля на создание в той или иной степени конкретизированных правовых последствий. Чтобы сознательно принять на себя риск, субъект должен иметь возможность оценить этот риск (а в отношении многих сделок, связанных с повышенным и труднооценимым риском, оправданно действует специфическое регулирование).

Чтобы проиллюстрировать эту логику, приведем следующий пример, касающийся ответственности за нарушение обязательств: французская судебная практика вывела правило, согласно которому перевозчик не отвечает в размере полной стоимости утраченного груза, если он не был поставлен в известность о том, что эта стоимость необычно высока⁴. На решение той же проблемы в целом направлены такие теории ограничения ответственности, как немецкая теория адекватной причинности (Adäquanztheorie) и французская теория предвидимости убытков.

Нас не должно смущать то обстоятельство, что в данном случае речь идет об ограничении ответственности за нарушения: приведенные примеры лишь призваны продемонстрировать, что различные правопорядки стремятся не допустить принятия на себя стороной при заключении договора неопределенного и неопределимого бремени (причем даже в случае, когда обязанность заплатить вытекает из нарушения).

И уж тем более нельзя принять на себя обязательство уплатить неопределенную сумму, величина которой не зависит не только от поведения самого должника, но и от внешних по отношению к сторонам обстоятельств, риски негативного воздействия которых могут быть перераспределены.

Таким образом, спорное договорное условие следует признать порочным ab initio.

5. Неясно, почему коллегия, довольно часто в своей практике указывая на изъятия из принципа свободы договора, в том числе и со ссылкой на отсутствие законного интереса кредитора, лежащего в основе уплаты в его пользу должником денежных сумм, а также неравенства сторон, одна из которых является профессионалом на рынке⁵, проигнорировала, что в рассматриваемом случае интерес гаранта заключался в компенсации за счет принципала издержек, вызванных умышленно противоправным поведением самого гаранта, а банк действовал как профессионал в своей сфере. С высокой долей вероятности стандартные формуляры договоров были подготовлены именно банком.

Впрочем, процедурные аспекты заключения договора могут выступать лишь как дополнительный аргумент, причем довольно спорный с учетом того, что общество как предприниматель должно было, действуя осмотрительно, изучить альтернативные варианты на рынке банковских гарантий.