Истребование неправомерно полученных доходов

Максим Богачев,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

04.08.2020 между Б., П. (продавцы) и Д. (покупатель) заключен договор купли-продажи долей в праве собственности на земельные участки сельскохозяйственного назначения. В тот же день земельные участки были переданы покупателю. Покупатель обязался уплатить цену земельных участков в течение 90 календарных дней с даты заключения договора.

30.09.2020 дополнительным соглашением продавцы предоставили покупателю рассрочку оплаты до 31.07.2021.

23.11.2021 в связи с отсутствием оплаты продавцы направили покупателю уведомление об отказе от договора.

07.02.2022 между сторонами заключено соглашение о расторжении договора и произведен возврат земельных участков.

Поскольку, по мнению продавцов, в период с 04.08.2020 по 07.02.2022 покупатель безвозмездно владел и пользовался земельными участками, сберегая за их счет собственные денежные средства, продавцы обратились в суд с иском о взыскании с ответчика неосновательного обогащения в размере почти 25 млн руб. и упущенной выгоды в размере около 12 млн руб.

Позиция нижестоящих судов

Нижестоящие суды отказали в удовлетворении иска, исходя из того, что требование о взыскании неосновательного обогащения предъявлено за период законного владения имуществом ответчиком, поскольку с момента заключения договора и регистрации перехода права собственности он, являясь собственником, правомерно владел им. Более того, в соглашении о расторжении договора стороны не установили обязанность произвести возврат исполненного.

Отклоняя требование о взыскании упущенной выгоды, суды усомнились в готовности третьего лица — ООО «Колос 2017» — заключить договор аренды, поскольку само предложение иного лица заключить договор не подтверждает реальной возможности его исполнить. Более того, при наличии действующих договоров аренды возможность передачи имущества третьему лицу отсутствует. Между тем истцы, как собственники земельного участка, по мнению судов, не лишены возможности получения оплаты по действующим договорам аренды за период с 08.02.2022.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение.

Со ссылкой на пункт 5 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее — ВАС РФ) от 06.06.2014 № 35 «О последствиях расторжения договора» и постановление Президиума ВАС РФ от 18.03.2014 № 18222/13 коллегия указала, что виновное неисполнение обязательства покупателем не должно приводить к возникновению некомпенсируемых имущественных потерь у продавца. При этом доходы от использования объектов недвижимости могут быть исчислены разными способами в зависимости от того, какой из вариантов является предпочтительным для продавца.

Также коллегия отметила, что отсутствие в соглашении о расторжении договора условий о возврате предоставленного имущества не является препятствием к разрешению спора.

Комментарий

1. Согласно абзацу первому пункта 4 статьи 453 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) по общему правилу стороны не обязаны возвращать то, чем они успели эквивалентно и надлежащим образом обменяться до расторжения договора. Если соглашением сторон не предусмотрено иное, возврат полученного по расторгаемому договору возможен лишь тогда, когда встречные имущественные предоставления к моменту расторжения осуществлены надлежащим образом, то есть интересы сторон не нарушены (пункт 4 постановления Пленума ВАС РФ от 06.06.2014 № 35).

В соответствии с абзацем вторым пункта 4 статьи 453 ГК РФ если до расторжения договора одна из сторон, получив от контрагента исполнение, не исполнила свое обязательство либо предоставила другой стороне неравноценное исполнение, то к отношениям сторон применяются правила об обязательствах вследствие неосновательного обогащения (глава 60 ГК РФ).

Таким образом, если по результатам расторжения договора создается ситуация, когда одна сторона остается с полученным от другой стороны имуществом или иным предоставлением, а свое встречное исполнение уже производить не обязана в силу прекращения этого обязательства, образующаяся неэквивалентность подлежит устранению посредством иска о возврате предоставленного до расторжения договора имущества. Схожие правила содержатся в актах наднациональной унификации (например, в статье 7.3.6 Принципов УНИДРУА).

1.1. В комментируемом деле позиции нижестоящих судов и ВС РФ относительно возможности взыскания неосновательного обогащения при расторжении договора разошлись. Коллегия указала, что согласно пункту 5 постановления Пленума ВАС РФ от 06.06.2014 № 35, а также постановлению Президиума ВАС РФ от 18.03.2014 № 18222/13 вне зависимости от оснований расторжения договора сторона, обязанная вернуть имущество, возмещает другой стороне все выгоды, которые были извлечены.

2. Данный спор позволяет вновь вернуться к дискуссии о последствиях расторжения договора. Ipso jure в отечественном правопорядке закреплена концепция кондикции, хотя практика неоднозначно воспринимает данное правило. Например, в пункте 1 информационного письма от 21.12.2005 № 104 «Обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса Российской Федерации о некоторых основаниях прекращения обязательств» Президиум ВАС РФ сознательно умолчал о применении правил о неосновательном обогащении и прямо указал, что «сам факт расторжения договора не прекращает… обязательства и не исключает возможности применения мер ответственности в связи с нарушением условий договора»¹. Подтверждение идеи кондикции как последствия расторжения договора можно обнаружить в пункте 65 постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав».

2.1. Одним из альтернативных подходов к последствиям расторжения договора является концепция ликвидационной стадии обязательства (Rueckabwicklungsverhaeltniss), основная идея которой, как писал Г. Штоль, заключается в том, что расторжение не уничтожает договор ex tunc, а преобразует его ex nunc в ликвидационное обязательство².

При этом в разных правопорядках подход к определению последствий расторжения договора отличается. Например, в Германии ранее на основании § 346 Германского гражданского уложения также применялась концепция кондикции, однако затем практика и доктрина пришли к теории трансформации, а затем к ликвидационной стадии обязательства, которая предполагает, что после расторжения договора отношения сторон не прекращаются, а преобразуются посредством одностороннего отказа или двусторонней сделки ex nunc в ликвидационное обязательство, к которому mutatis mutandis применимы положения договора.

Интересно, что ВС РФ иногда также использует концепцию ликвидационной стадии, допуская применение положений договора к отношениям, возникшим после его расторжения (например, определение ВС РФ от 09.06.2022 № 309-ЭС22-3993).

3. Еще одним вопросом, который был затронут в рассматриваемом деле, является требование о взыскании упущенной выгоды и способы ее расчета. Так, покупатель 01.12.2021 заключил договор аренды с кооперативом «Доценг» на 11 месяцев. После расторжения договора купли-продажи арендатор отказался покидать земельные участки и вносить арендную плату, в результате чего, по мнению истцов, они лишились возможности заключить договор аренды с ООО «Колос 2017» и получить выгоду в размере почти 12 млн руб.

Нижестоящие суды отказали в удовлетворении требования о взыскании упущенной выгоды (12 млн руб.), отметив, что истцы, как собственники земельного участка, не лишены возможности получить оплату по действующему договору аренды (с кооперативом «Доценг») за период с 08.02.2022.

ВС РФ не согласился с данными доводами судов и со ссылкой на положения о неосновательном обогащении и правила абзаца второго пункта 2 статьи 15 ГК РФ указал на правомерность требования истцов о взыскании 12 млн руб. Тем самым коллегия de facto переквалифицировала одно заявленное требование (о взыскании упущенной выгоды) в другое (о его природе см. пункт 4 данного комментария). Допустимость подобного подхода ранее была подтверждена в постановлении от 18.03.2014 № 18222/13 (коллегия сослалась на него), в котором Президиум ВАС РФ указал, что «неверная правовая квалификация требования истца в качестве убытков… не привела к принятию неправильного решения, поскольку истец имел право на притязание, предусмотренное пунктом 1 статьи 1107 ГК РФ». Подобный подход достаточно часто используется судами³.

3.1. Представляется, что подобную переквалификацию с процессуальной точки зрения можно легко обосновать, если стороной спора, заявляющей соответствующее требование, является непрофессиональный участник процесса, поскольку такие субъекты могут не осознавать, какие именно требования они заявляют, поэтому суд должен вынести вопрос о переквалификации на обсуждение (абзац второй пункта 9 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»). Однако в случае участия профессиональных субъектов изменение природы требования трудно соотносится с принципами состязательности и диспозитивности гражданского процесса, поскольку сторона сама выбирает, что и как она будет доказывать, учитывая свои возможности, последствия и затраты. Также и ответчику необходимо знать, от какого требования он защищается⁴.

4. Представляется, что расхождение между позициями коллегии и нижестоящих судов индифферентно для решения основной проблемы — допустимости взыскания неправомерно извлеченных доходов.

Возможность взыскания с нарушителя договора тех доходов, которые были им получены в результате неправомерного использования вещи, тесно связана с доктриной disgorgement of profits, которая закреплена в предписаниях абзаца второго пункта 2 статьи 15 ГК РФ.

Данная концепция известна и зарубежным правопорядкам. Например, в статье 6:104 Гражданского кодекса Нидерландов установлено: «Если лицо, которое несет ответственность перед другим лицом за причинение вреда или нарушение обязательства, получило вследствие этого доходы, то суд может по требованию такого другого лица оценить его убытки в размере таких доходов или их части». Изначально данная норма понималась как один из способов абстрактного расчета убытков (см., например, дело Waeyen-Scheers v. Naus), однако далее в делах Setel NV v. AVR Holding NV и Huurder v. Stichting Ymere суд изменил подход: «…важно лишь, чтобы размер присуждаемой прибыли с высокой долей вероятности не превышал размер убытков». И далее понимание данных правил было приближено к особому виду санкции⁵.

4.1. В настоящее время в доктрине сложилось две точки зрения на предписания абзаца второго пункта 2 статьи 15 ГК РФ: одна рассматривает данные положения в качестве способа защиты sui generis (иск об истребовании неправомерно полученных доходов); другая считает названную норму одним из способов абстрактного расчета убытков⁶. Каждая из этих точек зрения имеет свои достоинства, а равно недостатки. Главные недостатки первой модели — отсутствие разумных способов расчета потенциальных доходов, если нарушитель не смог их извлечь или сделал это в небольшом размере; сложности в учете поведения и особых качеств нарушителя, которые позволили ему извлечь прибыль (предпринимательские способности, наличие партнеров и контрагентов, репутация и т. д.); а также потенциальная возможность пострадавшей стороны получить сверхкомпенсацию в результате одновременного взыскания убытков и доходов. Вторая модель не учитывает изначальную политико-правовую идею — истребование неправомерно полученной прибыли в полном объеме независимо от убытков; в значительной мере ограничивает возможность взыскания доходов догматическими рамками института убытков, сложностью их доказывания; наконец, она входит в логическое противоречие с пунктом 4 статьи 1 ГК РФ, поскольку позволяет лицу, которое умышленно неосновательно пользовалось чужим имуществом и извлекало доход, оставить последний в полном объеме, то есть извлечь выгоду из своего недобросовестного поведения.

Выбор той или иной модели во многом является вопросом политики права, что доказывает опыт Нидерландов, где понимание disgorgement of profits со временем менялось: от абстрактного способа расчета убытков до особого рода санкции.

4.2. В комментируемом определении коллегия признала возможность взыскания доходов, полученных от неосновательного использования чужой вещи, однако квалификация коллегией этого способа защиты не до конца понятна. В первом приближении кажется, что ВС РФ сделал выбор в пользу неосновательного обогащения, подтверждением чему является ссылка на нормы главы 60 ГК РФ. Однако через несколько абзацев после этого ВС РФ подчеркивает, что «если продавец воспользовался правом на получение законной неустойки за нарушение покупателем обязательства по своевременной оплате переданного имущества, то доход покупателя от использования имущества возмещается продавцу в части, не покрытой неустойкой (абзац второй пункта 2 статьи 15, пункт 1 статьи 394 ГК РФ). Иное приводило бы к многократному удовлетворению одного и того же имущественного интереса»⁷.

При этом необходимо отметить отсутствие в практике ВС РФ единого подхода к квалификации неправомерных доходов. Так, в определениях от 07.10.2016 № 304-ЭС16-8563 и от 28.03.2017 № 41-КГ16-46 ВС РФ рассматривал их взыскание как особый способ защиты, предусмотренный предписаниями абзаца второго пункта 2 статьи 15 ГК РФ. В определении от 23.01.2018 № 309-ЭС17-15659 ВС РФ квалифицировал их уже в качестве убытков. В определении от 20.12.2022 № 305-ЭС22-11906, делая вывод о квалификации этих доходов в качестве убытков со ссылкой на абзац второй пункта 2 статьи 15 ГК РФ, коллегия уже через несколько абзацев сослалась на нормы главы 60 ГК РФ о неосновательном обогащении⁸.

Таким образом, к сожалению, в настоящее время в отечественной практике пока не сложился унифицированный подход к пониманию природы неправомерно полученных доходов, и комментируемое определение служит еще одним тому подтверждением.