Новые стандарты добросовестности и виновности лизингодателя?

Сергей Семерий,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Егор Жук,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

ООО «Инель» (истец, лизингополучатель) и ООО «Совкомбанк лизинг» (ответчик, лизингодатель) заключили договор выкупного лизинга в отношении экскаватора. Наименование предмета лизинга, его стоимость, прочие характеристики, а также наименование продавца были определены лизингополучателем. Приложением к договору было установлено, что любая из сторон вправе расторгнуть договор в случае невозможности получения истцом от продавца экскаватора. При этом стороны освобождаются от взаимных обязательств по договору, за исключением обязанности лизингополучателя компенсировать лизингодателю понесенные им к этому моменту обоснованные и подтвержденные расходы по договору.

Лизингополучатель перевел лизингодателю аванс в размере 1 750 000 руб., и последний обратился к продавцу для заключения договора купли-продажи. Договор составлен в четырех экземплярах, и среди его условий были следующие: а) права и обязанности по договору возникают с момента его подписания представителями всех сторон; б) обязанность внесения в установленный срок предоплаты возникает у лизингодателя со дня возникновения прав и обязанностей по договору. Все четыре экземпляра поступили для подписания лизингополучателю, однако из материалов дела известно, что как минимум один из экземпляров был подписан только продавцом. Немедленно после подписания договора лизингодатель перевел продавцу сумму аванса.

Товар продавцом поставлен не был, что и послужило основанием для обращения лизингополучателя с иском к лизингодателю о расторжении договора лизинга и взыскании суммы аванса.

Позиция нижестоящих судов

При разрешении дела все три ординарные судебные инстанции пришли к выводу, что договор купли-продажи экскаватора был заключен (пункт 3 статьи 438 Гражданского кодекса Российской Федерации; далее — ГК РФ) и вступил в силу. Суды сочли подлежащим удовлетворению требование истца о расторжении договора лизинга, однако в требовании о возврате аванса было отказано со ссылкой на то, что истцом не доказан факт неосновательного обогащения на стороне ответчика.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) отменила акты нижестоящих инстанций и направила дело на новое рассмотрение.

Коллегия указала, что передача лизингодателем продавцу аванса до момента оформления договора купли-продажи без явного одобрения лизингополучателя и без обеспечения исполнения обязательств со стороны продавца является действием, «отклоняющимся от стандарта поведения разумного предпринимателя», произведенным «в нарушение порядка заключения договора купли-продажи». Ссылаясь на пункт 5 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14.03.2014 № 17 «Об отдельных вопросах, связанных с договором выкупного лизинга», коллегия признала, что лизингополучатель вправе требовать от лизингодателя возмещения убытков, обусловленных нарушением обязательства (пункт 1 статьи 393 ГК РФ), в том числе в размере уплаченного лизингодателю авансового платежа.

Комментарий

1. Три нижестоящие инстанции, рассматривая обстоятельства дела, пришли к выводу, что договор купли-продажи экскаватора является действительным и заключенным. С этим не согласилась экономическая коллегия ВС РФ. Со ссылкой на статью 431 ГК РФ и пункт 43 постановления Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» она пришла к выводу, что положения договора купли-продажи следует толковать буквально. А именно: что права и обязанности по договору (в том числе обязанность лизингодателя по передаче аванса) возникают только после его подписания представителями (всех) сторон. Это, по всей видимости, означает, что, с точки зрения коллегии, каждый из четырех экземпляров должен был быть подписан уполномоченными представителями всех сторон.

Данная позиция выглядит сомнительно. Предложенное коллегией толкование противоречит распространенному в обороте обыкновению при наличии у сторон нескольких экземпляров договора ставить подпись только в экземпляре (-ах), возвращаемом (-ых) другой стороне. В такой ситуации договор будет заключенным, потому что наличие выражения воли всех договаривающихся сторон (и совпадение этой воли, консенсус) можно установить путем сопоставления нескольких экземпляров договора: поскольку все экземпляры имеют равную юридическую силу, то проставление подписей в каждом из них будет иметь одинаковое значение и все вместе они создадут кумулятивный эффект согласованной воли¹. В обсуждаемом деле такой подход полностью соответствовал бы и использованным сторонами формулировкам, поскольку буквально в них выражена лишь необходимость подписания договора (в системном единстве всех своих экземпляров, а не в каком-то конкретном из них) всеми сторонами.

Стоит обратить внимание и на то, что все четыре экземпляра договора купли-продажи в данном деле были заведомо высланы на почту лизингополучателю (истцу) для подписания. Достоверно известно, что истец подписал не все экземпляры, хотя у него была соответствующая возможность. Действуя подобным образом, истец сам задал тренд и формат подписания для всех прочих сторон, а поэтому использование аргумента о неподписании экземпляров всеми сторонами к исключительной пользе истца в данном случае может свидетельствовать о недобросовестном поведении последнего.

В этом вопросе более корректной представляется позиция суда первой инстанции, который признал договор заключенным. Однако обоснование судом этого вывода не безупречно. Суд сослался на предписания пункта 3 статьи 438 ГК РФ, посчитав, что договор купли-продажи заключен конклюдентными действиями: лизингодатель направил продавцу аванс, а продавец не отказался от аванса, чем стороны подтвердили действительность своих намерений. В то же время вряд ли следует говорить о заключении договора конклюдентными действиями, когда налицо обмен письменными экземплярами соглашения, из которых очевидна воля сторон. Представляется, что более логичным было бы применить правила пункта 2 статьи 434 ГК РФ и признать заключение договора путем обмена документами.

2. Иск лизингополучателя содержал требование о возврате лизингодателем полученного от лизингополучателя авансового платежа. Нижестоящие суды рассматривали данное требование через призму неосновательного обогащения (как последствие расторжения договора лизинга). Поскольку авансовый платеж был перечислен лизингодателем продавцу, риск неисправности продавца лежит на выбравшем его лизингополучателе, суды отказали в иске, не найдя обогащения на стороне лизингодателя.

Экономическая коллегия ВС РФ же оценивала требование лизингополучателя через призму договорной ответственности лизингодателя, о чем недвусмысленно свидетельствует использованная ею ссылка на предписания главы 25 ГК РФ. Коллегия указала: «Если лизингодателем не была проявлена должная осмотрительность на стадии заключения договора с продавцом, на основании пункта 1 статьи 393 ГК РФ лизингополучатель вправе требовать возмещения обусловленных этим нарушением убытков, в том числе в размере уплаченного лизингодателю авансового платежа».

Подобная «переквалификация» вызывает определенные вопросы с точки зрения процессуального права (предмета и основания иска). Кроме того, для договорной ответственности лизингодателя необходимо наличие состава гражданского правонарушения. Здесь также имеется ряд проблем. Прежде всего, в вопросах самого наличия убытков лизингополучателя и их размера, а также причинной связи этих убытков с действиями лизингодателя. Авансовый платеж, полученный лизингодателем от лизингополучателя, был передан продавцу. При этом, поскольку выбор продавца осуществлялся лизингополучателем (а это подтвердила и коллегия), именно на нем лежит риск неисправности продавца. Имущественные потери лизингополучателя возникли в связи с непередачей имущества продавцом. Но в какой мере именно действия лизингодателя предопределили допущенные продавцом нарушения? Даже если допустить наличие такой связи (а она отнюдь небесспорна), каков объем убытков, вызванных именно действиями лизингодателя? Вопреки утверждению коллегии, корреляция этого объема с размером авансового платежа, на наш взгляд, далеко не очевидна.

3. Привлечение лизингодателя к договорной ответственности в форме возмещения убытков возможно только при наличии противоправности поведения лизингодателя.

Высшие судебные инстанции уже рассматривали вопросы, связанные с непередачей предмета лизинга продавцом². Правовые позиции в этих актах отражают приведенную в законе концепцию возложения риска неисправности продавца на ту сторону, которая выбрала продавца. Выбор продавца лизингополучателем свидетельствует о принятии им на себя всех связанных с этим рисков.

Однако даже в случае выбора продавца предмета лизинга лизингополучателем не исключается общее требование о добросовестности участников оборота. При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно (пункт 3 статьи 307 ГК РФ). Поэтому лизингодатель обязан учитывать интересы лизингополучателя и вести себя так же, как и иные участники оборота в его области деятельности³.

Принцип добросовестности возлагает на участника оборота (в данном случае лизингодателя) имплицитную обязанность, содержание которой не всегда может быть четко определено и понятно такому участнику оборота⁴. Более того, содержание обязанности, вытекающей из добросовестности, по сути, каждый раз ретроактивно определяет суд применительно к конкретным обстоятельствам.

Экономическая коллегия ВС РФ увидела нарушения со стороны лизингодателя (его недобросовестность) в том, что он направил продавцу предварительную оплату до завершения оформления договора купли-продажи и не запросил предоставление какого-либо обеспечения исполнения обязательств со стороны продавца.

Спорность утверждения ВС РФ о незавершении оформления договора мы уже разбирали выше (см. пункт 1 комментария). Что касается обеспечений, то, сравнивая поведение конкретного лизингодателя с неким «общим» стандартом поведения в этой сфере, мы едва ли увидим, что большинство лизинговых договоров включают в себя обеспечение исполнения обязательств со стороны продавца. Кроме того, нельзя не заметить, что и внесение аванса, и отсутствие обеспечения соответствовало условиям договора купли-продажи, в согласовании которых лизингополучатель принимал активное участие и даже подписывал договор. Все это говорит в пользу неочевидности позиции коллегии о нарушениях (недобросовестности) лизингодателя.