Удержание арендодателем имущества третьего лица в обеспечение обязательства арендатора по внесению арендной платы

Михаил Мезенцев,
студент Санкт-Петербургского государственного университета

Фабула дела

Между автономной некоммерческой организацией «Музей истории русского шоколада» (далее — организация) и обществом с ограниченной ответственностью «Брантэс» (далее — общество) был заключен договор хранения экспонатов и оборудования. Хранение осуществлялось на складе, который общество занимало на основании договора субаренды с закрытым акционерным обществом «Логистическая компания «Очаково» (далее — компания).

Поскольку общество допустило возникновение задолженности по арендной плате, компания удержала оставшееся в помещении имущество организации в качестве обеспечения обязательства по внесению арендной платы. Организация, полагая, что ее имущество удерживается незаконно, обратилась с заявлением о преступлении.

В возбуждении уголовного дела было отказано в связи с тем, что компания выразила готовность передать удерживаемое имущество при предъявлении организацией правоустанавливающих документов. В качестве таких документов организация направила копии договоров аренды оборудования с правом выкупа, счета-фактуры и товарные накладные, однако компания не приняла их в качестве доказательства права собственности. В связи с этим организация обратилась в суд с иском об истребовании имущества из чужого незаконного владения.

Позиция нижестоящих судов

Суд первой инстанции отказал в удовлетворении иска, указав, что истец не доказал свое право собственности на виндицируемое имущество, так как договоры аренды с правом выкупа являются мнимыми сделками. О мнимости свидетельствует отсутствие среди доказательств актов приемки-передачи оборудования, ненадлежащее оформление счета-фактуры, а также совмещение должностей и наличие родственных связей между директорами компании — продавца имущества, организации и общества-хранителя.

Апелляция не согласилась с выводом о мнимости сделок, но пришла к выводу, что решение первой инстанции верно по существу, так как у компании было право удерживать имущество третьего лица.

С этим выводом согласился окружной суд.

Позиция Верховного Суда Российской Федерации

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее — ВС РФ) не согласилась с нижестоящими инстанциями и направила дело на новое рассмотрение. Как указала коллегия, доказанность истцом своего права собственности на удерживаемое имущество была установлена при рассмотрении дела в апелляционной инстанции. При этом по смыслу пункта 1 статьи 359 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) кредитор не может удерживать чужое имущество, принадлежащее третьему лицу, к которому у кредитора нет соответствующих требований. В связи с тем что ответчик является кредитором третьего лица, а не истца, у ответчика отсутствует право удерживать имущество истца.

Комментарий

1. Прежде чем давать оценку выводу ВС РФ о невозможности удержания вещи третьего лица, необходимо установить наличие всех критериев для возникновения у кредитора права удержания, главным из которых является законность его владения вещью должника, что подразумевает согласие последнего на передачу владения¹. Нельзя не отметить, что возникновение у арендодателя права на удержание имущества арендатора, оставленного им в арендованном помещении, в обеспечение обязательства по внесению арендной платы несколько противоречит указанному критерию, поскольку должник едва ли может считаться согласившимся на передачу внесенного имущества кредитору лишь на том основании, что оно находится в чужом помещении.

Тем не менее соответствующий институт имеет древнюю историю и его корни можно проследить еще в римском праве, допускавшем возникновение залога в отношении invecta et illata (введенное и внесенное) в качестве обеспечения обязательства арендатора недвижимости по внесению арендной платы. В городской местности существование залога ставилось в зависимость от наличия соответствующего соглашения между арендатором и арендодателем, в то время как в сельской местности судебная защита залогового права осуществлялась на основе интердикта претора², что позволяет говорить о возникновении залога в силу закона. Аналогичные механизмы вещного обеспечения встречаются и в современных правопорядках: в частности, право удержания имущества арендатора предусмотрено § 562 (1) Германского гражданского уложения и статьей 268 Швейцарского обязательственного закона. Между тем в обоих указанных правопорядках право удержания, принадлежащее арендодателю, не является абсолютным и ограничено в том числе по времени возникновения задолженности и по виду имущества, которое дозволено удерживать. В других правопорядках намечается тенденция по ограничению механизма вещного обеспечения в отношении имущества арендатора, внесенного на арендуемую недвижимость. Так, в 2014 году английское право отказалось от феодального способа самозащиты, позволявшего арендодателю самовольно занимать арендованную недвижимость и завладевать имуществом арендатора с целью удовлетворить требование о внесении арендной платы из его стоимости (remedy of distress). Вместо этого законом был предусмотрен детализированный механизм обращения взыскания на имущество арендатора, который ограничил такой способ защиты рамками коммерческой аренды. Главной гарантией прав арендатора является обязательность уведомления со стороны арендодателя о намерении обратить взыскание на имущество, внесенное на арендованную недвижимость³.

В отечественном правопорядке право удержания имущества арендатора закреплено в пункте 14 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 11.01.2002 № 66 «Обзор практики разрешения споров, связанных с арендой», и его существование не подвергается сомнению в актуальной судебной практике⁴. Законность владения ретентора обосновывается подразумеваемым согласием должника на переход владения имуществом, оставленным в помещении, которое подлежит передаче кредитору, о чем должник не может не знать⁵. Тем не менее, поскольку требование уплаты арендных платежей очевидным образом не связано с имуществом, внесенным в арендованное помещение, удержание имущества арендатора попадает только в гипотезу коммерческого удержания по смыслу пункта 1 статьи 359 ГК РФ, то есть возможно лишь в отношениях между предпринимателями. С учетом ограниченной сферы действия данного института сама по себе возможность удержания имущества арендатора представляется допустимой несмотря на то, что согласие на передачу владения ретентору является скорее фикцией. Между тем регулирование данного способа обеспечения обязательств остается лапидарным, в связи с чем уточнение правового статуса арендатора, чье имущество удерживается, является желательным.

2. Главным вопросом, который подлежал разрешению ВС РФ в рассматриваемом определении, стала возможность возникновения у ретентора (ответчика) права удержания в отношении имущества третьего лица (истца, не являющегося должником ответчика).

Отрицательный ответ коллегии согласуется с актуальной арбитражно-судебной практикой⁶, однако оправданность такого подхода неочевидна. Отдельные правопорядки допускают возникновение права удержания в отношении чужой вещи безотносительно добросовестности ретентора. В частности, подход английского права, выраженный применительно к ситуации удержания ремонтной мастерской автомобиля, находящегося у заказчика ремонтных работ на основании договора аренды⁷, основывается на проверке наличия у арендатора явного или подразумеваемого правомочия передавать владение предметом аренды третьим лицам⁸. Противопоставимость права удержания подрядчика собственнику в сходных фактических обстоятельствах была установлена и Кассационным судом Франции⁹. Следует, однако, заметить, что возможность удерживать вещь, в том числе против воли собственника, независимо от добросовестности ретентора-подрядчика оправдывается тем, что собственник обогащается за счет улучшений своего имущества, которые имели место благодаря неоплаченному труду подрядчика. Между тем подобная логика едва ли может быть применима в ситуации права удержания арендодателя.

Более перспективной является привязка наличия у ретентора права удержания в зависимости от его добросовестности в части незнания о том, что удерживаемое имущество не принадлежит должнику. Такой подход основан на понимании владения как состояния, при определенных условиях создающего видимость права собственности¹⁰. Именно с опорой на идею добросовестности в юридической литературе предлагается разрешить проблему противопоставления удержания собственнику применительно к российскому праву¹¹. С учетом того что удержание является институтом, родственным залогу, нормативной основой для такого вывода могла бы выступить аналогия с нормой пункта 2 статьи 335 ГК РФ, защищающей добросовестного залогодержателя. При этом выбор правопорядка в пользу добросовестного ретентора не предопределен: допустим и безусловный приоритет права собственности, как это имеет место в немецком праве, которое содержит правило о добросовестном залогодержателе, но не решается распространить его на отношения удержания¹².

Однако ВС РФ не воспользовался возможностью обратиться к исследованию вопроса добросовестности в комментируемом деле. Им, к сожалению, не приводятся и доводы против использования соответствующей аналогии с залогом, что могло бы пролить свет на политико-правовые причины выбора ВС РФ в пользу собственника в споре с ретентором.

¹ Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А. Г. Карапетов. М., 2017. С. 432 (автор комментария к статье 359 ГК РФ — С. В. Сарбаш).

² Санфилиппо Ч. Курс римского частного права. М., 2007. С. 274–275.

³ Dixon M. Modern Land Law. Abington, 2021. P. 143-144.

⁴ См., например, определения ВС РФ от 14.02.2022 № 308-ЭС21-28384, от 24.05.2021 № 305-ЭС21-6852.

⁵ Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 433 (автор комментария к статье 359 ГК РФ — С. В. Сарбаш).

⁶ См., напр.: постановления Арбитражного суда Дальневосточного округа от 21.01.2020 по делу № А73-8039/2019, Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 28.07.2017 по делу № А29-9089/2016.

⁷ Tappenden v Artus [1964] 2 QB 185.

⁸ Fox D., Munday R. J. C., Soyer B., Tettnborn A. M., Turner P. G. Sealy & Hooley’s Commercial Law. 6th edit. Oxford, 2020. P. 958–960.

⁹ Benadiba A. Le droit de rétention en France et au Québec: une sûreté mobilière fonctionnelle // Cahiers de Droit. 2013. Vol. 54. № 1. P. 132.

¹⁰ Рыбалов А. О. Владение в российском праве: quo vadis? // Вестник гражданского права. 2019. № 5. С. 115–116.

¹¹ Сарбаш С. В. Право удержания в Российской Федерации. М., 2003. С. 12–13.

¹² Там же.